← К описанию

Алексей Зубов - Драма для Дю



Елена Глинская. Драма.


По Истории Н. М. Карамзина драматические сцены.


Великий князь Василий Иванович

Князь Василий Шуйский

Князь Иван Оболенский

Монах Максим Грек

Шут Тимофей

Елена Глинская – княгиня

Боярыня Вельяминова

Бояре

Слуги

Девушки


( Государева библиотека. Максим Грек перебирает листы хартий.)


Грек.

Тот счастлив Государь, когда держава,

которую хранить поставил Бог,

спокойна и в достатке процветает,

враги трепещут, а народ – послушен.

и ужасов судьбы не знает мир…

Но трижды счастлив он, когда потомки его с почтеньем добрым поминают

за то, как высоко он поднял нравы и образ мыслей подданных своих.

Науки нравы очищают – несомненно,

А при дворе московского владыки они цветут, как сад, благоуханно

И плод, порой нежданный, дарят нам.

И в Греции, и при дворах Европы, собрания я видел книг и хартий

Но ты, Москва, затмила всех богатством

Из тьмы веков дошедшего ума.

Все эти драгоценные страницы,

Святоотеческого светлого ученья

Перевести я должен, чтобы русский

Народ и в Истине и в Духе утвердить.

(входит Шуйский

Грек кланяется в пояс).

Здоровья, князь тебе и милость Божью.

Шуйский.

И тебе честной отец. Не спишь и ночью

– все пишешь, вижу я.

Грек.

То житие Пахомия святого,

я князю в утешение в печали его перевожу.

Шуйский.

Великий князь… Державный наш правитель.

Отец всем нам, и все мы Бога просим,

Чтобы он царствовал на славу долго. Вечно.

Но человек из праха создан,

И в прах уходит. И кому держава

Московская достанется тогда?

Грек

Да. Сына нет у князя, хоть молитвы

по всем церквам приносят ежечасно,

И двор постится и холопы следом.

Шуйский.

Да слышал ли ты слух? В народе ходит.

Грек.

Я слышал будто – первая, законная, супруга в «Девичьем» в заточении родила

Наследника московского престола.

Но слух идет от нелюбви народа

К Елене Глинской – молодой жене

Отца и Государя нашего.

Шуйский.

Род Глинских! – Темника Мамая

потомков. Кровь их будет с нашей

Теперь замешана, и будет нами править неведомо чей отпрыск.

Из Литвы

Враждебной выбрали княжну – как будто здешних мало!

Грек.

Но третий год идет, а у княгини – все сына нет -

То знак суровый с неба.

Не может муж женатым быть вторично, когда супруга – инокиня.

Шуйский. – Знаки – тут не при чем.

(входит Оболенский)

Сюда Великая княгиня! Здравствуй князь – и ты здесь?

Шуйский

С монахом я о вере говорил.

Оболенский.

С каких-то пор наш грозный воевода вдруг стал у постников послушником примерным?

Или в монахи ты собрался, князь Василий?

Шуйский.

Не все в любимцах, как иные, князь Иван.

(Входит Глинская в сопровождении Вельяминовой и девушек. Девушки встают на колени.)

Вельяминова.

Угодно государыне-княгине здесь помолиться среди книг святых

Она ни с кем общаться не желает и просит вас, князья, оставить нас.

(Шуйскийи уходит)

Ты, инок, тоже прочь ступай. Постой-ка. Где полотно с картиною голландской,

Ужасной преисподней? Та, где бесы пытают грешников. Достань ее… Ступай.

Глинская.

Мой верный князь, не можешь ты остаться. Жди за дверями и храни покой

Печальной государыни своей. Мы после свидимся… Я говорю – ступай.

(Оболенский уходит)

Что ты, боярыня, вчера мне говорила, что средство есть одно – зачать младенца,

И тайна эта – здесь, средь древних хартий, сокрыта, для чего-то, от людей.

Вельяминова.

Взгляни, на эту, государыня, картину, где адские мучения – ты видишь?

Глинская.

Да, вижу. Участь грешников ужасна и темным страхом наполняет сердце.

Но что нам в том?

Вельяминова.

Смотри левее.

Вон, видишь – блудница слилась в объятьях с бесом,

А дальше – видишь?…

Она беременна и плод ее огромен, таков, что силы нет нести.

Глинская.

О, Боже!

Нет? Не так я поняла? Иль ты, боярыня, мне в шутку предлагаешь?

Вельяминова.

Шутить забудем, как совет боярский подскажет князю нас сослать подальше

В убогий монастырь. А могут просто

в темнице ненароком удавить.

Глинская.

Ведь ты права… В Москве у женщин судьбы похожи все на бесконечный плач.

Зачать – спасение, но как? Я содрогаюсь

при звуке имени бесовского, а видеть?

А ласки с ним делить! О, что я! Боже!