← К описанию

Елена Крючкова - Дорога сквозь тени



Иногда я перечитываю свои старые записи и ловлю себя на мысли: как много изменилось. В этих страницах – не просто воспоминания, а следы пережитых мгновений, размышления, которыми я когда-то жил. Это мой дневник – честный, необработанный, местами противоречивый, но настоящий.

Здесь нет выдуманных героев и выстроенных сюжетных линий, только моя реальность: радость и боль, дружба и одиночество, поиск любви и столкновение с неизбежными изменениями. Возможно, какие-то события покажутся вам незначительными, но именно в таких моментах скрывается настоящая жизнь – в деталях, в тишине между словами, в решениях, которые казались мелочью, а потом определили судьбу.

Важно! Все совпадения с реальными людьми случайны. Географические названия и общеизвестные факты, упомянутые в тексте, находятся в открытых источниках. Если кто-то узнает себя на этих страницах, пусть помнит: это всего лишь отражение прошлого, зафиксированное в субъективных записях.

Я не пишу для того, чтобы дать ответы. Я просто оставляю эти записи, чтобы когда-нибудь вновь открыть их и понять: да, всё было именно так.

Вместо предисловия

Стрелка часов приблизилась к 20:31. За окном больничной палаты, где время текло особенно медленно, падал крупный снег. Каждая снежинка, словно маленький космос, медленно опускалась на землю, изредка кружась в легком ветру.

Я часто думаю о том, как меняется восприятие времени и пространства по мере взросления. Когда-то снег казался чудом, которое могло изменить весь день. В детстве, будучи абсолютно беззаботным, я с нетерпением ждал этого момента – когда белый покров преобразит привычный мир. Бывало, что утром еще видна была темно-коричневая земля, остались лишь остатки травы и листьев, а вечером все вокруг становилось белым, как волшебство. Снежинки танцевали в свете уличных фонарей, создавая неповторимое представление. Это было словно чудо: ты кричишь маме: «Смотри, мам, снег выпал!» и радуешься от всей души. А сейчас… Снег повсюду, он падает прямо в лицо, ты пробираешься сквозь его заносы и чувствуешь себя мерзко, противно, думая: «Когда же он закончится?» Мы выросли и утратили способность радоваться этому явлению, как когда-то в детстве. Но почему? Что происходит с нашей способностью восхищаться простыми вещами? Порой кажется, что вместе с возрастом мы теряем не только детскую непосредственность, но и способность видеть красоту в обыденном.

Я смотрю в окно больничной палаты. На улице дорожки уже замело, не видно ни одного следа: стоит тусклый фонарь, рядом несколько деревьев, урна, скамейка – всё как обычно, как было вчера, позавчера и три дня назад, когда я только попал сюда. Концентрируя взгляд на стекле, я вижу свое отражение: за мной – больничная койка, вся в белизне, рядом тумбочка. Моя голова, волосы, уже немного растрепанные, легкая щетина; цвет глаз не различим, но я точно знаю, что они серо-голубые.

«Как же так получается,» – думаю я, глядя на свое отражение, – «что одни и те же явления природы могут вызывать такие разные эмоции в разные периоды жизни? Или дело не в самих явлениях, а в нас самих?»

Внезапно зазвонил телефон на тумбочке, и его жужжание нарушило тишину моей временной обители. Я подхожу, смотрю на экран и вижу имя абонента – это мама. Голос мой звучит спокойно, хотя внутри бушует целый шторм переживаний:

«Привет! Да, всё нормально! Всё хорошо, мам! Заходил врач, осмотрел, ничего особо не сказал, ушел, так что не переживай. А как ты, как папа?»

Я стою у окна, слушаю её голос, рассказывающий о повседневных заботах. Эти простые разговоры напоминают, что за стенами больницы жизнь продолжается, и есть люди, которым я по-прежнему важен.

За окном продолжает идти снег, но на дорожке уже появились чьи-то следы. «Чем бы себя занять?» – мелькает в голове. Неужели это и есть одиночество? Когда ты один в палате, с кем поговорить, если вокруг тишина, а по радио лишь отголоски чужих голосов? Мало кто интересуется, где ты и что с тобой. Это одиночество или пустота внутри? Каждый определяет по-своему, но мне знакома та философская грусть, когда чувствуешь, что внутри пусто.