Вера Волховец - Дом Ведьмы. Большая уборка

"Гурцкой Марьяне Николаевне, бухгалтеру, место работы – бухгалтерия.

Уведомление о сокращении штата…"

Я глядела на листок бумаги перед собой и в сто сорок пятый раз пыталась зайти дальше шапки этого письма и дочитать его до конца.

Самолюбие нежно нашептывало мне на ушко: "Зачем? Ты ведь и так все понимаешь, большая девочка. Что такое сокращение штата, тебе прекрасно известно. Давай выкинем эту дрянь в урну, чего зря расстраиваться?"

Заботливое у меня самолюбие. Нервы мои бережет. Вот все бы так делали!

Конверты раздали после обеда, наш шеф – полноватый и лысеющий Сан Палыч – не поднимал глаз за весь период их вручения.

Наша фирма переживает не лучшие времена. Говорят, какой-то там толстосум решил нас разорить, и это у него прекрасно получилось. Говорят, он даже согласен выкупить активы фирмы, но весь штат работников ему не нужен и бухгалтера у него свои. Из всей бухгалтерии белый конвертик не получила только Ир-Борисовна, она у нас главбух, резерв стратегического значения, кто ж её выгонит.

Вот ведь! А я только документы собрала на ипотеку и на первый взнос денег наскребла! Теперь точно откажут. Денег, выданных при расчете, однозначно не хватит на нормальное погашение кредита на жилье, а как мне надоело мыкаться по съемным углам, кто бы знал. Ни кота не заведешь, ни о семье не задумаешься. Все ищут "одинокую девушку без детей и животных", да еще и арендную плату вечно повышают.

А новую работу поди еще найди. Большой город, таких провинциалов, как я, тут пруд пруди, бродят, смотрят голодными глазами, утверждают, что готовы работать даже за еду.

В углу пошмыгивала носом подружка по несчастью Наташка. У нее было двое детей на попечении, а муж… Ну, он был не добытчик.

У окна медленно ощипывала нашу героическую герань Олечка – наша зажигалочка тоже нынче пребывала не в форме. У неё мама болеет, тоже деньги постоянно нужны.

Я резко дернула в разные стороны чертово уведомление, раздирая его на две части, и этот треск не мог не привлечь всеобщее внимание. На меня уставились как на человека, вдруг запевшего Марсельезу на утопающем Титанике.

Плевать на Титаник! Погибать так с музыкой. Господа музыканты, прошу вас, сыграйте нам что-нибудь бодренькое!

– Выше нос, дамочки, – во все свои двадцать восемь зубов улыбнулась я, – это не они нас сокращают. Это мы слишком хороши для этого лягушатника.

Наташка нервно хмыкнула, покачивая головой, а вот Олька – ну, в ней я бы точно ни в жизнь не ошиблась – подхватила мою мысль.

– И правда. Тоже мне беда, – подбоченилась наша ягодка, упираясь руками в пухленькие бедра, – платит Сан Палыч паршиво, карьеры никакой, сколько раз мы тут все хотели поувольняться? Вот ты, Наташ?

– Т-три, – нервно шмыгнула носом Наташа.

– Вот. А я восемь! – Олька даже ногой притопнула от переполняющих её эмоций. – Нафиг это болото. Долой эту зону комфорта! Нас ждут великие дела!

– За Родину, за Ленина, за феминизм, – громогласно добавила я. Ну а что? Пусть будет до кучи. Раз уж мы тут заговорили речевками.

Девчонки загудели. Тут же нашлась тысяча недостатков у нашей скромной компании, и Сан Палыч не только жмот, но и шовинист, зарплаты женщинам зажимает, и начальник транспортного цеха – гад редкостный и за попу щиплет, и… Ну, короче, простите мужики, вы сами виноваты. Надеюсь, хватит мозгов нас сейчас не беспокоить?

– А давайте сегодня напьемся! – нежданчиком предложила из угла тихушница Сонька. – За освобождение!

– Отличная мысль, – тут же уцепилась я за это предложение, – обязательно надо напиться. И плевать, что завтра рабочий день. Мы теперь сокращенные, пусть нас осудят. Кто с нами?

С нами быстренько собираются все. Даже Ир-Борисовна, хотя ей отмечать освобождение не довелось, но «я не могу оставить вас в такую трудную минуту, вы же все мои девочки»…

Ой, девочки…

Ой, зря мы все-таки это…