Н. Ланг - Дом света

Он никогда не был верующим. Не молился и ни разу не заходил в церковь. Он презирал священников и религиозных фанатиков. Но сейчас, когда тёмные громады скал становились ближе, он выуживал из памяти забытые слова молитвы, которую в детстве слышал от бабушки.

– Мы погибли, – произнёс боцман. И вдруг он начал истово молиться, чего не позволял себе раньше. Холодные брызги таяли на обветренной коже. Густые рыжие усы скрывали шепчущие губы. Боцман был рослым и кряжистым, основательным, будто гора.

Судно качалось из стороны в сторону, делая наклон ровно на двадцать градусов, в единой амплитуде с волнами. Капитан отлично справлялся с гневом погоды.

Могучий ветер, будто неразумное дитя, играл с кораблём. Швырял, как щепку, норовил перевернуть вверх металлическим дном. Свирепые волны захлёстывали нос корабля. Волглый ветер завывал в ушах. Ледяные порывы секли, как плети. Свет, будто острый нож, разрезал непроницаемую тьму и полоснул по глазам.

– Маяк! Вы видели? Маяк! – пробасил бородатый механик. – Нам бы где-нибудь затаиться!

Шквал поглотил его отчаянный крик. Бородач упрямо стиснул кулаки. Он считался самым опытным в команде. За семнадцать лет, проведённых в разных рейсах, он никогда не видел столь мощного шторма. Разгневанная стихия несла угрозу для жизни. С людьми можно договориться, разъярённой природе нечего противопоставить. Чудовищная волна ударила в носовую часть судна и серьёзно повредила систему навигации. Беспомощный корабль дрейфовал в бурю посреди открытого моря.

Члены экипажа и двое работников почты собрались в капитанской рубке. Они жарко спорили. В небольшой каморке сделалось тесно и душно. Вездесущие волны бились в хрупкое стекло иллюминатора.

– Я не хочу умирать, – взвизгнул юный матрос после очередной болтанки. Это был его первый выход в море. Салага позеленел лицом и, кажется, был готов исторгнуть содержимое желудка.

– И всё-таки нужно было тебе пойти с Варькой в подсобку, – хохотнул лоцман. – Хоть с бабой познакомился бы.

Он залихватски ухмыльнулся и подмигнул парню, которому едва исполнилось девятнадцать. Юноша ещё не знал жизни, не чувствовал её запаха и вкуса по-настоящему. Пребывая в замкнутом пространстве около месяца, моряки узнали характер друг друга. Хотя лоцман и прожил долго, но всё же боялся смерти. Мечта о спасительной гавани объединяла их и не давала окончательно пасть духом.

Парнишка засмущался и спешно отошёл к стене, но было заметно, как он напряжённо прислушивается к голосу штормового моря. Скромного опыта недостаточно, чтобы удерживать равновесие при сильной качке. Когда судно наклонилось влево, он вцепился в лоцмана.

– Не переживай, бог любит чистые души, – с грустной иронией проговорил лоцман и похлопал юнца по плечу. В последние минуты они сплотились перед смертельной опасностью.

– Я вижу маяк! – разглядев луч надежды, воскликнул капитан.

Неумолимая волна несла небольшое почтовое судёнышко прямо на скалы. Двигатель недовольно урчал, сопротивляясь воле стихии. Корабль дал крен и упал набок. Электричество погасло. Начался хаос. Прошло несколько тягостных, пугающих мгновений, прежде чем «Связной» вновь вернулся в прямое положение.

– Сворачивай! – завопил худощавый старпом, и его требовательный окрик утонул в грозовом раскате.

Молния разорвала чёрный свод на куски. Казалось, мир перевернулся – море превратилось в небо, а небо теперь под килем. Скалы приближались, и столкновение неизбежно. Волна-убийца играючи несла маленький, но отважный почтовый корабль вперёд.

Ориентир во мраке для сбившихся с курса мореходов, надёжное пристанище смотрителей. Дом света – так называли этот маяк жители Рыбацкой Бухты. Краеугольный камень в его основание заложили в конце восемнадцатого столетия. Остров соединили с материком искусственной насыпью, образовавшей покатые склоны, резко обрывавшиеся у неровной кромки моря, которое не отличалось смирным нравом. Маяк располагался на верхней точке скалы и возвышался над акваторией на девяносто метров. Яркий свет в сто семьдесят тысяч свечей превосходно видно на расстоянии шестидесяти километров. Прогресс добрался и сюда. Когда-то давно на башне зажигали огонь и окружали его зеркалами. Не обходилось и без несчастных случаев. Однажды во время пожара сгорел пожилой смотритель. Чуть позже пламя заменили керосиновыми фонарями и линзами Френеля, делавшими свечение ярче. В тот период на маяках использовалась ртуть для поддержания определённой скорости вращения линзы. Чтобы очистить жидкий металл от пыли, хранители света процеживали вещество через ткань. Ядовитые пары отравляли смотрителей и порой доводили до помутнения рассудка. Теперь путь мореплавателям указывают светодиодные лампы, которые меняют раз в пять лет.