Лиза Гамаус - Доктор. Я(не)зависима

Февральское солнце слепит глаза. Фальшивка. Впереди ещё такой же холодный и зимний март.

Задергиваю поплотнее окно, сажусь в кресло и смотрю в стену. На стене абстрактная картина: две бледные, почти невидимые сферы, одна заходящая на другую. Картина называется «Любовь». Мне её подарили родители на прошлый день рождения. Белая картина в белой раме на белой стене. Любовь, которую не видно.

Ногти выросли, как у индийской танцовщицы. Мешают печатать. Это единственная причина, по которой я выхожу на улицу и бегу до соседнего дома, где салон красоты. У нас четыре салона на четыре дома, огороженных от всех высоким железным забором – микрорайон «Фламинго», суперсовременный, с бледно-розовыми фасадами.

– Лиля! Я тебя не узнала, привет! – здоровается Анжела.

Кто она такая, я понятия не имею, соседка, скорее всего. Как ни приду, она всегда там – красит голову, делает маникюр, ресницы наращивает, не знаю, что ещё, но у неё, видимо, полно времени и бабла. Салон дорогой и претенциозный, с хрустальными люстрами и коврами. Тоже всё в розовом, полная пошлятина в духе надоевшей и немодной уже сто лет «Барби». Хозяйке нравится, клиенткам, видимо, тоже. Таким, как Анжела.

– Привет! – киваю в ответ.

– Ты так похудела!

Иду молча мимо. Если её намалёванные пельмени произнесут ещё что-нибудь, тогда отвечу. Но я не гожусь ей в собеседницы, хоть это понимает.

Почти три часа, потраченные на маникюр, сегодня не жалко. Время сейчас не важно, не важно даже утро за окном или вечер.

– Цвет такой же оставляем?

– Да, молочно-прозрачный, – это весь диалог, на который у меня нашлись силы.

Я попросила офф-лайн встречу. После этого Кир пропал. Не сразу, хотя, какое это имеет значение. Причина была очевидна. Зачем только я это сделала.

Говорят, что в Москву вернулись белые зимы. Добро пожаловать!

Как будет возвращаться домой Артём Викентьевич Решетов ещё не решил. Авто оставил дома. Невозможно постоянно после работы чистить снег, который за день превращал твою машину в сугроб чуть ли не выше человеческого роста. Стоянка перед больницей была открытой.

Он только что закончил приём и шёл на встречу в близлежащее кафе с некоей Марией. Мария эта позвонила ему от одной старой знакомой, просьбе которой он отказать не мог.

Не так давно Артём Викентьевич стал замом заведующего клиническим психотерапевтическим отделением, предназначенным для лечения пограничных психосоматических расстройств.

Психотерапевтом он считался талантливым, но несколько своеобразным, выбивающимся из общего хора методологий и, наверное, поэтому возглавить отделение ему пока не доверили. Но лет ему было ещё совсем не много, да и особым тщеславием он не отличался. Он думал о пациентах и о своих победах над их проблемами, то есть, точнее, над их победами над своими проблемами с его помощью.

Снег перестал. Мороз немного сбавил обороты и идти было приятно. До кафе оставалось метров сто.

«Вот что я точно сделаю, так это возьму уху из лосося», – размышлял начавший всё-таки замерзать Артём.

«Обычный кулинарный нон-фикшен» – как сказал бы вечно голодный Женька Петухов из травматологии.

«Зато горячий и с хрустящей плюшкой с маслом», – ответил бы ему Артём.

В кафе пахло хлебом, едой, духами, кофе, и стоял обычный шум от сидевших за трапезой людей. Доктор вошёл в зал и тут же услышал звонок своего телефона.

Мария оказалась сорокапятилетней симпатичной женщиной, зорко следившей за своей внешностью: модная, ухоженная, с прямой спиной, явно жившая в достатке. Выражение лица было не очень довольным и жизнерадостным, но она улыбнулась.

– Рада видеть, благодарю, что пришли.

Подскочил официант в длинном фартуке.

– Ухи хотелось бы с лососем, – тут же сказал Артём, едва приземлившись в кресло-ракушку.

Мария почему-то опять улыбнулась.

Перед ней стояла бутылочка газированной воды, наполненный водой бокал, чашка с чаем и печенье в вазочке.