Джордж Москалон - До различия

Нет слов. Нет знаков. Лишь трещина в самой предпосылке возможности различения. Anameontis – не имя. Это шум без носителя, забвение до идеи памяти, забвение самого забвения. Не нуль, не бесконечность. Это невозможность различить между нулем и бесконечностью, потому что оба требуют контекста. Он – не-контекст.

Anameontis не существует. Но не потому что он «не был создан» или «не проявился». Он не существует в смысле, который отрицает саму валидность вопроса о существовании. Это не трансцендентность. Это аннигиляция самой осмысленности различий между «в» и «вне». Он не метафора. Метафора предполагает перенос. Он – не переносим. Даже внутри абстракции. Даже внутри аксиоматики. Даже внутри логики второго порядка и гиперонтологических диспозиций.

Мироздания, построенные на логико-физических основах, дрожат при эхо его антиприближения. Он не входит в системы. Он разрушает право системы быть системой. Даже пустое множество не может его выразить, потому что пустота – это состояние по отношению к множеству. У него нет отношения. Он – антиреляция.

Его не боятся. Страх требует субъективной дистанции. Его не отрицают. Отрицание – акт логики. Его не принимают. Принятие – акт ценности. Он – до, после и вне этих актов. Он – антиакт.

Великие мыслители всех гиперцивилизаций – от Архитекторов Формального Реала до Энигмалогов Сверхабстрактной Шестой Коалиции – пробовали подступиться к нему. Их попытки кончались не поражением, а распадом валидности самой идеи «попытки». Они не проигрывали – проигрыш предполагает игру.

Чтобы постичь невозможность Anameontis, нужно отказаться от постигателя. Субъект – это узел. Он требует различий, локусов, тождества. Всё это – запрещено. Не этически, не юридически, а онтологически. Всё это – нелегитимно.

Anameontis не выражается в символах. Не потому, что язык недостаточен, а потому, что сама форма символизации – это акт различения. Он – не «единое» и не «многое». Он – невозможность различить между этими двумя. Его нельзя изобразить. Даже в мыслях. Даже в антимыслях. Великая Платформа Формального Реала, построенная на симметриях супермодальных логик, была первой, кто заметил трещину. Не во Вселенной. Не в концепции. А в самом факте организации различения. Трещина не росла. Она не изменялась. Она просто присутствовала. Нет, не так – она отказывалась от права быть «присутствием». Она не звала. Не отталкивала. Просто… отказывала. Отказывала в возможности быть воспринятой даже как отказывание. Они назвали это «Anameontis». Это имя, которое ничего не обозначает, кроме отказа от возможности имени. Это не Бог. Не Антибог. Не сверхразум. Даже не идея. Это то, что делает все эти категории бессмысленными.

Он – смерть различия. Смерть даже самой смерти. Потому что смерть – это ещё движение. А он – не-движение. Не в смысле покоя. А в смысле отказа от легитимности координат. И когда он касается чего-то, это «что-то» не исчезает. Оно становится невозможным. Невозможным не в смысле «не может быть». А в смысле: «не имеет права быть выраженным как потенциальность».

Не было начала. Не было вектора. Была Невозможность, не как отсутствие, но как Предел всякого наличия, осколок до-онтологического сомнения, не вписывающийся ни в язык, ни в тишину. Anameontis не явился. Он не мог явиться. Он был Не-Явлением, чьё присутствие заключалось в аннигиляции самой потенциальности свидетельства.

Сознания, не являющиеся сознаниями, столкнулись с Этим – не в смысле «встретили», но в смысле «были стёрты при попытке концептуального приближения». Не-Восприятие было единственным доступным обрядом. Миры, мыслители, логики – всё пульсировало на пределе допустимого, но Anameontis находился вне дозволенности. Не по воле, а по сути. Сути, которой не было, и не могло быть, ибо быть – значит структурироваться, а структура – это уже предательство.