Инна Лушникова - Дикая ярость степи

Налет.

Солнце палило нещадно. Как всегда, в июле калмыцкие степи находились в полной власти горячего беспощадного небесного светила. В уже выжженной степи, казалось, не было никого и ничего живого. Даже суслики, тушканчики, зайцы – животные, которые привыкли к испытаниям этой земли – давно спрятались глубоко под землей в своих норках. Находиться на открытой местности в такую жару – испытание для любого живого существа, граничащее со смертельной опасностью. И только ветер лениво перегонял с места на место округлые кусты перекати-поля. Да кое-где ковыль развевал свою волнистую гриву. Степь как на ладони! Кажется, здесь ни спрятаться, ни скрыться. Но это обманчивое впечатление. Степь не так проста, не так открыта, как может показаться в первый момент. Знаете ли вы, что в степи можно потеряться так же, как и в лесу? Нет? А вот поверьте. Это самая настоящая и жестокая правда. Человека, потерявшегося в лесу больше шансов найти живым, чем пропавшего в степи. Он наверняка погибнет в считанные дни. Всего несколько десятков метров – и ушедшего уже не видно за барханами. Это только на первый взгляд степь кажется ровным полотном. На самом деле, она состоит из самых разных неровностей побольше и поменьше – барханов и ям, холмов и низин, которые часто испещрены оврагами. Последние появляются после дождей в самых неожиданных местах, они словно мигрируют в известном только им и Господу богу направлении.

Летом 1941 года степь была такая же, как и всегда. Ничто не говорило о том, что по стране огромными шагами, растаптывая все вокруг, идет страшная война. Природа жила своей обычной жизнью – известия, приходившие в сводках в населенные пункты, мало влияли на ее привычный уклад. Зато они очень сильно влияли на людей. Была объявлена полная мобилизация. Один за другим по степи на запад уходили эшелоны с мобилизованными. Да, в этой дикой степи был единственный признак цивилизации – железная дорога. Она была еще не достроена – не успели, но теперь стала единственным способом связи дикого юга молодой советской республики со всей страной. Этот юг, прикаспийские земли, включающий калмыцкие степи и дельту Волги, не зря называли диким. Территория, далеко находившаяся от Центра, была мало освоена и мало покорена. Коренные народы, испокон веку, со времен нашествий монголо-татарского ига, населявшие эти земли, упорно не хотели менять свой привычный уклад и подчиняться советской власти. Мало калмыков жили централизованно и оседло. Строившиеся города и деревни многих не привлекали. Даже, наоборот, вызывали стойкое неприятие и агрессию. Кочевники воспринимали советскую власть и наступавшую цивилизацию главными врагами и боролись с ними, как могли. Масла в огонь добавляло и то, что советская власть, проводя коллективизацию по всей стране, изгоняла раскулаченных именно в южные прикаспийские земли. Многие переселенцы были недовольны новой властью. И такие настроения не прошли бесследно. В результате, к началу войны в калмыцких степях сложилась очень тяжелая обстановка.

Недовольные раскулаченные переселенцы и коренные местные жители с такими же настроениями как-то умудрились найти общий язык и объединились в банды. Такие банды доставляли немало хлопот молодым колхозам. Они сжигали урожай, угоняли скот, не брезговали грабежами и убийствами простых селян. Все это осложняло обстановку и взаимоотношения людей. Нередко возникали конфликты на национальной почве. А немногочисленные и плохо укомплектованные отряды милиции слабо с этим справлялись.

Особо крупная банда орудовала вблизи большого населенного пункта как раз с железнодорожной станцией, куда прибывали поезда, связывающие непокорный юг с большой страной. В банде, действительно, состояло большое количество настоящих головорезов из непокорных калмык-кочевников. Старики рассказывали, что главарем у них была женщина, как раз из раскулаченных, русская. Бандиты налетали всегда неожиданно. Они грабили эшелоны с продовольствием, рубили направо и налево своими кривыми саблями. А потом появлялась она. На красивом черном жеребце степной породы, в седле сидела по-мужски. Длинная юбка закрывала ее ноги до самого стремени, под которой были видны красные сафьяновые сапоги, признак богатого купечества. Из сапога она доставала пистолет. Это был маузер времен революции. Стреляла вверх, когда хотела остановить грабеж. Тогда разбойники повиновались и приносили к ее ногам самое ценное. Она отдавала приказы, что делать с награбленным. Исчезала так же стремительно, как и появлялась, уносясь на своем жеребце в неизвестном направлении, оставляя за собой клубы желтой пыли. Никто никогда не видел ее лица, не знал возраста, потому что лицо ее всегда было закрыто цветастой шалью. Потому и ходили самые противоречивые легенды о ее красоте и уродстве, благородстве и жестокости. Подтверждения, однако, легенды не находили. Атаманша оставалась для всех самой большой загадкой. И волновало это не только простых селян, но и представителей власти. Разбойница оставалась неуловимой долгие годы и принесла много бед и страданий жителям прикаспийских степей. Ее одинаково ненавидели и боялись как русские, так и калмыки, потому как ее банда не жалела никого.