Дана Канра - Дикарка для ректора

Ранним утром все спали, и только я одна, аккуратно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому звуку, осторожно выползла из-под ветхого одеяла. Тяжелый храп отца не прерывался, и это хорошо. Если проснется, занятие магией придется отложить на завтра. Осторожно перешагивая через спящих на полу сестренок, я кое-как выбралась из душноватой полутемной хижины, и очутилась на улице.

Хвала всем существующим богам, на этот раз получилось.

Магия – такое свойство, что дается не каждому благородному, а уж о бедняках и рабах и говорить не стоят. Но я вытянула свой счастливый жребий, и в свои неполные восемнадцать лет обнаружила у себя дар предвидения. Делать мне с ним особо нечего, разве только в гадалки податься, но, боюсь, проворные и наглые южанки на рынке или ярмарке затопчут. Они-то ничего не умеют на самом деле, им такая помеха не нужна…

Но хватит бояться. Пора действовать, пока отец не проснулся.

Остановившись в нескольких шагах от хижины, я вгляделась в серое предрассветное небо, где на горизонте медленно образовалась розовая полоса, и сощурилась. Чего бы такого загадать… спросить у будущего? Глаза закрыла медленно, вслушиваясь в каждый звук, прочно связывая себя сильным подсознанием с окружающим миром. Каждое дуновение прохладного осеннего ветра, каждый шелест облетевших кустиков, каждый взмах птичьих крыл – все это я слышала и становилась ближе к истине. К сути мироздания.

Что будет сегодня?

Выздоровеет ли малютка Октавия?

Поест ли досыта маленький Фрэнсис?

Сумеем ли мы с Кэролайн заработать пару монет?

Сердце тревожно застучало от страшного предчувствия, но почему? Неужели я задала непростой вопрос и у мироздания нет на него ответа?

Во рту пересохло, перед внутренним взором нарисовалась страшная картина с черными силуэтами воинственных людей и брызгами алой крови. Я ахнула и резко прервала видение. Не хочу, не буду это видеть! Обман подсознания, ложные страхи, ничего такого ведь не случится… Да и я совсем неопытна.

Сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем прийти в себя. Провела дрожащими ладонями по разгоряченному лицу. А потом услышала за спиной грубый голос:

- Анна! Где тебя дамоны носят?! Живо возвращайся домой и вари похлебку, не то шкуру спущу!

Отец. Проснулся раньше всех. Иначе бы услышала испуганное детское лопотание, стремительно переходящее в плач. Но малышей он не обижает, даже любит и балует, особенно Фрэнсиса, единственного сыночка. А три дочери для него – лишние рты и дармоедки. Чем старше, тем отвратительнее. Еще год-другой, и нас с Кэролайн вовсе прогонят из дома.

Я старалась об этом не думать. Отцу тоже пришлось несладко, поэтому он стал таким.

- Иду, господин Ноа! – ответила я так, как требовал, чтобы его называли, этот чудаковатый старик.

И без лишних промедлений ушла в хижину.

Там уже все проснулись. Фрэнсис встал на ножки и успел добраться до кувшина с молоком. Ему уже пять лет, и он давно не ждет, как Октавия, когда придет кто-то взрослый и умный, и принесет ему поесть. Хотя я помню крутые времена, когда приходилось вставать среди ночи, чтобы накормить обоих, помню, как старалась успокоить обоих и сдержать отцовский гнев, совала бутыльки с молоком в распахнутые голодные ротики.

Но сегодня день особенный, и злился только отец. Потому что я не накрыла на стол, прежде чем заняться магией. А все потому, что последнюю лепешку доели еще вчера.

Я не боялась отца, потому что характером пошла в него и могла постоять за себя, но Кэролайн слишком тихая и забитая, чтобы ему перечить. А защищать двоих я пока не могу. В юности отец чего только не пережил: и рабство, и телесные наказания, даже поджигал господский дом и сбегал, но потом его ловили. Чудом только не казнили этого смутьяна, но в конце концов отпустили восвояси. Все дело в том, что за него вступились сыновья и дочери одного благородного южанина, это помогло Ноа не только избежать казни, но и получить некоторые гражданские права. А потом он даже пересек границу страны и познакомился с миловидной аранийкой – нашей матерью.