Макс Мятежников - Девочка Хана

- Птицына! – грубый голос моей одноклассницы Лины заставляет меня обернуться. Хотя я знаю, что ничем хорошим это не закончится. – Иди в пятую аудиторию, - усмехаясь, говорит Лина.

- Зачем? – я хмурюсь. – У меня пары кончились.

Собираюсь уйти в общагу, но меня кто-то резко хватает за плечо и разворачивает.

- Иди, давай, - это снова Лина, - Голубец сказал, чтобы зашла.

- Когда? Точно? Ты не обманываешь? – я почему-то не верю ей. Смотрю на нее с сомнением, засыпая вопросами.

- Просил передать. Откуда я знаю, зачем? – хмыкает, пожимает плечами и отходит от меня. – Не хочешь, не иди. Пару получишь и вылетишь отсюда. Наконец-то, - цедит сквозь зубы. – Понабрали вас из трущоб.

Я ничего не отвечаю. Экономлю своё время. Разворачиваюсь и ухожу.

Иду по длинному коридору к пятой аудитории. Это аудитория химии. «Голубец» - так Лина и ее друзья называют преподавателя химии, Голубцова Григория Алексеевича. Он очень хорошо ко мне относится. Готовит меня к Олимпиаде.

Подхожу к двери и стучусь. В ответ тишина. Может, не слышит? Стучусь еще раз. Жду несколько секунд и сама аккуратно приоткрываю дверь.

- Григорий Алексеевич, вы тут? Вы меня звали? – спрашиваю в полумрак. Боюсь, что Лина всё же обманула. Но непохоже.

В аудитории горит лишь одна лампа, самая дальняя, рядом с лаборантской.

Слышу какой-то треск. Наверное, он в лаборатории, поэтому и не слышит.

Захожу в аудиторию, и дверь с грохотом захлопывается. И сразу же врубается полный свет.

Я отступаю на шаг и упираюсь спиной во что-то горячее. И точно не в стену… Но лучше бы была она.

- Ну что, Птицына? Принесла? – слышу ехидный голос. Вот же я дура… Повелась.

С ужасом смотрю на того, кто сидит на стуле, который, в свою очередь, стоит на столе. Что-то типа трона. А на нём возвышается…

Стас Баринов. Или Барин, как его называют одноклассники.

С самого моего первого дня в новой школе он как будто преследует меня. То я должна ему дать списать, то сделать за него лабораторную. А недавно он заявил, что это я сдала его Григорию Алексеевичу, когда он принес телефон на урок.

Дело в том, что телефоны в школе на занятиях под запретом. Мы можем ими пользоваться только в общаге.

Поэтому телефон у Баринова отобрали, и парень поставил меня на счетчик. И вот, каждый день, сумма моего долга перед ним увеличивается и увеличивается. Но я ведь не сдавала его! Не сдавала! Это кто-то из его же дружков настучал!

- Чего молчишь? – опять ухмылка.

В пот холодный кидает. От того, что мы здесь одни. Пары давно закончились и все уже ушли в общагу. Попробую закричать – никто не услышит. Точнее услышит, но не подойдёт. Правило тут такое.

Я в испуге завожу руку назад, чтобы нащупать ручку двери, и слышу гогот сзади:

- Эй, крошка, полегче. Не то дернешь и не остановишь.

Забыла!

Резко оборачиваюсь – там стоит дружок Баринова – Игорь Усольцев. Еще один придурок, отравляющий мне жизнь.

Отступаю от него, а они оба ржут.

- Так, Птицына, - произносит уже серьезно Баринов. – Я что-то устал ждать. Да и ты, я вижу, не особо стараешься отработать свой долг.

- Я ничего не делала, - твердо произношу. – Ты знаешь это. И денег у меня нет.

- То, что бабла у тебя нет, я и так знаю, - ржет Баринов. – Нищебродка. Думаешь, пришла сюда и стала как мы? Да ты никто! И родители твои никто, раз за всю жизнь не заработали.

- Замолчи! – я сжимаю кулаки и зло смотрю на него. – Не смей про моих родителей так говорить! Слышишь?! Ты им в подметки не годишься!

- Чего? – и он опять ржет. – Смотри-ка, - кивает Усольцеву, - зубки показывает. Давай-ка ее на задний двор. А то еще Голубец вернется к своим колбам, - он встает и спрыгивает со стола. – Давай, Птицына, пошли, поговорим.

Подходит ко мне и толкает меня на Усольцева.

- Отпустите меня! Я никуда не… - договорить не успеваю, потому что потная и вонючая рука Усольцева ложится на мой рот.

Становится страшно. Паника грудь раздирает.

Что они еще задумали?