Уилл Джонсон - Держи это в тайне

© Уилл Джонсон, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Я никогда не забуду тот день, когда увидел, как плачет мой дядя Джек. Мне не приходилось раньше видеть плачущего мужчину потому, что в те времена они некогда и не плакали. Этого просто не было. За исключением случаев, когда были пьяны и хохотали от души. Или под воздействием выпитого, погружались в сентиментальные воспоминания о своем прошлом. Но это все было как-то по-другому. Да и мужчины были другие, мне кажется. Или что-то в этом роде. Наверное. А может быть, именно дядя Джек был другим. Я не знаю.

Мне было тогда семь или восемь лет, мне кажется. Я помню, как моя мама послала меня в мясную лавку дяди Джека купить немного бекона и кровянки. Но не из-за того, что Джек был нашим родственником – все в округе говорили, что у него лучший мясной магазин на Олд-Кент-роуд. Теперь его там нет. Я проходил мимо, несколько месяцев назад. Сейчас там дешевая пивная и место тусовки педиков.

Я точно знаю, это было весной. Лондонские платаны уже начали отсвечивать тем особым светло-зеленым тоном свежести, восьмилетнему мальчику это казалось, своего рода, естественным маяком надежды после серой, влажной и бесконечно долгой зимы. Еще мне надо было купить немного горячих пасхальных плюшек в булочной. Так что это происходило, скорее всего, в преддверии Пасхи. Это сейчас вы можете купить пасхальные плюшки в супермаркете, когда вам захочется, да и в любое время года. Сейчас. Тогда все было по-другому. Нет нечего вечного. А мне казалось тогда, что есть. Я был так уверен, что некоторые вещи никогда не меняются. Но я ошибался. Много дерьмовых изменений. Даже дерьмо изменится, оставь вы его достаточно надолго. Это поначалу оно разных цветов, но потом меняется. Очень похоже на нашу жизнь, как я убедился.

Во всяком случае, вовсю светило солнце, и мне было восемь, и в списке успеваемости моего класса в школе я занимал верхние строки. «Шпоры» делали успехи в тот сезон в Лиге, и Пропуск в Пимплико шел по телевизору, во второй половине дня, и все было все в порядке моем маленьком мире. Дядя Джек был высоким, сильным мужчиной с широкими плечами и черными волосами, приятной улыбкой и добрыми глазами. Он был всегда веселым и приветливым со своей семьей и с клиентами, так что поручение сходить к нему в магазин давало мне возможность перекинуться с ним парочкой шутливых бонмо – хотя я не и знал такого слова тогда.

Будучи членом семьи, я мог заходить в магазин со служебного входа, чтобы сделать сюрприз для него – и я так всегда делал: тадам!

Но как-то я увидел, как дядя Джек плачет.

Нет, он не рыдал навзрыд. Это были натужные раскатистые всхлипывания, исполненные печали, которые, как мне казалось, начинали свой путь где-то очень глубоко в его груди, похожие на звук большого тесака, врезающегося в мраморный красно-белый окорок: говяжий или бараний или свиной.

Я вздрогнул и начал отступать к выходу. Я просто обалдел – хотя тогда мы так не говорили.

Неожиданно Дядя Джек поднял голову и наши глаза встретились. Я увидел в его взгляде непостижимую, беспредельную скорбь, которая, в раз сковала холодом мою душу.

Но дядя Джек вдруг усмехнулся и сказал, вытирая влажное лицо своими сильными руками:

– Все в порядке, Томми. Не о чем беспокоиться. Но ты заходи лучше через торговый зал, малыш.

И немного обдумав, он добавил:

– Томми – о том, что ты вот увидел, не рассказывай не кому – а, сынок? Давай, это будет секрет.

И я быстро оббежал здание и толкнул стеклянную дверь парадного входа. Колокольчик звякнул, и дядя Джек появился, право, как ни в чём не бывало; сияющий, как медный пятак. Просто олицетворение человека, который никогда в своей жизни не плакал.

– Дядя Джек, как там твои…? – я запнулся.

– Все в порядке, Томми. Как жизнь? Что хочет сегодня твоя мама?

Прошло много-много лет, прежде чем я узнал причину того, почему дядя Джек плакал, в то яркое весеннее многообещающее утро. В то утро, которое заставляло, удивленно открыв рот, как нарцисс на солнце, танцевать, – радуясь, что ты живешь на этой прекрасной и удивительной планете.