Борис Большаков - Деревенские напевы

Мир поэзии… С тех пор, как на горизонте творчества возникли очертания волшебной поэтической горы Парнас и крылатый легендарный конь Пегас стал уносить воображение поэтов в заоблачные дали на поклонение Музе, человек понял, что ему без поэзии не прожить. Ведь поэзия, как ничто другое, способна передавать чувства нежности и боли, радости и печали, надежды и веры… знакомые каждому. Мир поэзии Бориса Большакова полон красок, полон эмоций, это переливы души.

Русская поэзия всегда отличалась тонкостью эмоций и всегда представляла для иностранцев загадку своим ироническим подтекстом. Это присуще и многим стихам Бориса Большакова.

Берег левый – берег правый.

Перейти Исток хочу.

У меня сапог дырявый.

Я портянку промочу!

Лукавая ирония и хорошее чувство ритма – стихи Бориса. Напевность идёт от его музыкальности, ибо он поёт под гитару.

Борис Климычев

Член Союза писателей России

Вид из окна – капризная картина

в оправе деревянной за стеклом.

Под мышкою полено-Буратино

несёт мужик, рыбак кривым веслом^>1

на озере работает умело.

Он ставит сети там, где рыба есть.

Вот ласточка в сенник наш залетела,

и строит там гнездо – благая весть!

Два облака, бордовые, как сливы,

лежащие на праздничном столе,

в минорный час, кричаще-молчаливый,

две тени оставляют на земле.

За кошкой пёс бежит от злости в пене…

Я вижу: вновь меняется пейзаж

и жизнь бурлит, даруя вдохновенье.

«Ах, вернисаж!..»

^>1 Кривое весло – специально сделанное весло из смолёвой части кедра; лопасть весла имеет специальный изгиб. Считается, что такое весло – правильное, и русские переселенцы переняли его у селькупов. Оно легче входит в воду, не «булькает», даёт возможность легко управлять лодочкой.

Лежит бревно на водном гребне,

на нём – ондатра-рукавица.

Обычный день в моей деревне

всегда поможет вдохновиться.

Упала ядерная шишка,

лежит на пне, как на тарелке.

Один – орех, второй – пустышка,

пяток – себе, остаток – белке.

Растёт репейник и крапива

над молодыми кабачками.

Порхает бабочка, пугливо

шепча «не трогайте руками…»

В кадушке пляшут кровососы,

пока бескрылы и невинны.

Блестят бриллиантовые росы

на рваном тюле паутины.

Струится солнышко за тучей,

пейзаж расслабленный и строгий.

Читаю в морде бурундучьей:

«чего уставился, двуногий?»

В дровах – смола и короеды,

в мешках – брусника и грибы.

Здесь – сыновья, отцы и деды –

единой крови и судьбы –

живут по северным законам,

идут за утренним лучом

с горячим внутренним поклоном.

Они-то знают, что почём.

День кормит год, готовы сани…

И романтично, и всерьёз

мужик следит за небесами,

когда в разгаре сенокос.

Не надо ехать за кордоны,

чтоб прикоснуться к красоте.

Полны корзины и бидоны,

день тяжелеет на хребте…

Крепчают головы и руки

у тех, кому не всё равно,

что засорились акведуки

и гибнет ценное зерно.

В сырой землянке и палате –

жизнь оседает на плечах.

К тому снисходят благодати,

кто видит Бога в мелочах.

Парабель, река-судьба,

морем стала в половодье.

Ты, царица и раба,

сенокосные угодья

затопляешь каждый год.

Затопляются печали.

Снова лодочка плывёт

там, где мы стога метали!

Море… Но без кораблей,

и с водою несолёной.

Я смотрю на лебедей,

окрылённый и влюблённый.

И к тебе, судьба-река,

ивы-плаксы тянут ветки.

Здесь в недавние века

жили-были наши предки…

Пусть студёна ты весной!

Обновлённый и хмельной,

как листочек старой ивы,

я плыву,

плыву

счастливый!

Мой дед выращивал табак,

газету рвал на самокрутки.

Отец натаскивал собак,

чтоб не пропали где-то утки.

Мой брат носил огромный бот^>2,

а мама шустро лепит грядки.

Деревня – родина забот…

Всё это – темы для тетрадки!

Я не Да Винчи, не Ван Гог…

Но каждый день пишу картины!

Пусть, повторяюсь: ритм, слог…

В углу проветренной квартиры,

бросая кошке синий мяч,

я разбиваю на фрагменты

закат, болото, пень, кедрач…

И детства яркие моменты.

В моей тетрадке, как в ларце,

горят стихи, как самоцветы.

Я жизнь свою вложил в куплеты,