Александръ Посторонний - Декадентский эпиграф ко всему
Именем ничьим, во имя!…
Amen
…
Цветы Зла
В костях твоих нашли себе пристанище,
И душу оплели, как в клетке сохраня,
Твой ужас, твой порок, и мыслей обиталище,
Что день за днём испьют тебя до дна!
Мы – камни-монолиты с жизни кладбища,
От древности затёрлись имена;
По нашим стенам прославляя
смерти капище,
Взбираются со злобой семена.
Их чёрным листьям ведомо желание,
Спасение в безумном солнце ищут,
Их рост – услада и страдание,
Средь тьмы и света обезумев рыщут.
Иного не найдя себе призвания,
Чем жалкое, гнилое пожирание;
Во имя тишины, прославив увядание,
Распухнет их бутончик без прозвания!
Его заманчива согретая утроба,
Как лоно девушки, больная крышка гроба,
Подарит иль покой, иль наслаждение,
Бездумное, слепое наваждение.
Так оторвись от призраков деяния,
Творца безмозглого – чумные изваяния,
Скульптуры скоротечности, что вечностью живут,
Туманом пусть развеются-умрут!
Твоя ненависть
Скучна любовь твоя,
Как праздник тишиной затухший,
Себя не помню я,
Во скуке потонувший.
Твоя любовь – игра
По мне, она ужасна
Для злобы здесь пора
Здесь ненависть прекрасна!
Ну не упрямься ты!
Не радуйся, не улыбайся,
Со злобой Сатаны –
Со мной во тьме останься!
Где ярость – ледокол
По сердцу бьёт кинжалом,
Твоей души простор,
Скрутился в трубку жалом.
Возненавидь! Прошу!
Сними любови маску,
Иначе не прощу,
Оставив страсть и ласку.
В оскале подойди
Ко мне в часы огня,
На трон из тьмы взойди;
Пылай! Моя заря!
Тишина
Страшусь я тишины – как смерти,
Как к девушке, в её оъятья льну,
И уходя, страшусь её я мести,
К извечному, внутри меня, огню.
Огонь – то пламя, что во мне взыграет,
Ему неведом страх, он тот маяк,
Что, распаляя тьму, к пороку призывает,
К продаже душ, за веселость, за так!
Такими рождены, такими остаёмся,
Мы избранны и прокляты судьбой,
Нам вечность в дар, пока мы не сольёмся,
С той самой, одинокой тишиной.
В вине…
О благо – ты ничтожно и истина незрима!
Вино свалило бога – надежды пилигрима,
К тебе оно прилипло – теперь вульгарна Ты,
И топчешь без раздумий – невинности цветы.
Твой рот сочится алым, вино его царица,
Тебя оно обняло – любимая сестрица,
К тебе оно прилипло – теперь прекрасна Ты,
И подрастают тихо – безумия цветы.
Сон?
Я в мраке полусонном потону,
И снова окажусь перед стезёю,
Которая привидится тому,
С реальности сошедшему тропою.
В раскрытом образе извечная печаль,
И радость пляшут в танце сумеречном,
Меня влекут в возвышенную даль
Средь тьмы эпох круженьи бесконечном.
Там сны Коринфа в мысли вплетены,
И готика восходит меж потоков
Великих водопадов и истоков,
Что дремлют, пустотою рождены.
Средь скорых зим и лет веков обрывов,
Я вижу вереницею, след в след
Идут бездумно тени пилигримов,
Разбросаны скитальцы меж планет.
В глазах их ужас мерностью объят,
И тьма из них исходит непрестанно,
В них всякий облик – чёрен или свят,
Горит звездою мрачно и пространно.
И звёзды те – великий взор богов,
Исчадий бездны, ею отторжённой,
Им несть числа и в муке обнажённой,
Они нисходят к нам средь призрачных даров.
Их крик рождает звёздные ветра,
Их вопль пронзает души обречённых,
Безумьем наделяя те нутра,
Что тянутся за знаньем прокажённых.
Средь медленных движений пустоты,
Чей облик – Янус – демон многоликий,
Себе пристанище угрюмой простоты,
Находит демиург обманчиво-великий.
Его миры – крупицы средь могил,
Других миров, что сотворил не зная,
И разрубил, под взорами светил,
Собою разрушенье нарекая.
Он видит нас, сквозь зеркала из снов,
И говорит на путанном наречьи,
С надеждой разрушенья всех оков,
Что тянутся неведомо извечны.
Из лона ужаса испил я, в том порок,
Стремленья к знанию безбрежно-неземному,
Где капля каждая – чудовищный росток,
Что дарит изводящую истому.
Смертельная скука
Какая скука! Разбавь её вином,
Fastidium est quies – шепнул тайком.
Разбавь vinum! С мольбой прошу,
Иначе – насмерть ухожу!
Какая скука! Начни же пляску –
Расшевели любовь, винцо,
Танцуй со мной. Надень ту маску,
Что так похожа на лицо.
Твоя улыбка несравненна, твой смех –