Никита Савельев - Дебютант

Обладай Генри даром предвиденья, или, на худой конец, развитой интуицией, то смылся бы заранее из гаража под любым предлогом. Но, к сожаленью, ничем подобным природа его не наделила, и он продолжал безмятежно водить кисточкой по блестящему крылу автомобиля, даже не подозревая о тучах, что сгущались над его головой.

Машину нужно позарез подготовить к завтрашнему утру, чтобы предъявить потенциальным покупателям в наилучшем виде. Да так, чтоб не осталось ни капли сомнения насчет ее безупречного прошлого. Понимаете ли, сэр, просто предыдущему владельцу приспичило обновить железного коня. А о том, как этот самый конь совершил несколько кульбитов и угодил прямиком в неглубокое болотце, чуть не погубив хозяина, можно тактично умолчать. Вот, пожалуйста, смотрите – кузов сверкает. А сколько пришлось повозиться, чтобы навести этот лоск, не оставив ни следа стылой вонючей водицы и вмятин, пусть останется за кадром.

Директор автосервиса мистер Дженкис вошел, тихо ступая, и с непривычной для него деликатностью покашлял, привлекая внимание. Проявись сейчас неведомое шестое чувство – тогда б Генри успел ударить себе гаечным ключом по пальцу и вышел бы на время из строя. Но чутье предательски помалкивало. Как, впрочем, и в том последнем, роковом для него заезде.

– Прервись, пожалуйста, Генри, – необычайно вежливо попросил мистер Дженкинс. – К тебе пришли.

Генри, поднялся с колен, машинально вытер руки о просторные штаны, и взглянул на вошедшего следом за шефом человека. Наконец, в душе что-то тревожно шелохнулось, да, уже поздно. Не в окно ж выпрыгивать, тем более, оно напоминало бойницу. Туда разве что кот протиснется.

Смуглого мужчину в белоснежном костюме и лимонной рубашке, расстегнутой до пупа, величали Мануэлем. Попросту, без фамилии. Генри ее даже никогда не слышал. Зато она, должно быть, прекрасно известна господам в синей униформе, с блестящими звездами на груди и табельным оружием на ремне. Из рапортов и прочих сводок.

Следом за низкорослым Мануэлем возвышался его молчаливый помощник с красивым именем Освальдо. Этим красота и ограничилась. Генри как-то смотрел старый-престарый фильм про монстра в человеческом обличии, созданного сумасшедшим ученым. Освальдо мог бы с успехом поучаствовать в кастинге. На роль монстра, разумеется.

– Выскочи на улицу, Генри. На пару слов, – пригласил Мануэль.

Генри послушно поплелся следом, словно овечка за пастухом. Меньше всего на свете он хотел вести задушевные беседы с Мануэлем. Тот же мистер Дженкинс с учетом скользких моментов, неизбежных в таком непростом бизнесе, как продажа подержанных автомобилей, оставался, в общем и целом, добросовестным торговцем. Что касается Мануэля, он и летал где-то повыше, и вопросы к нему у полиции, наверняка, серьезнее.

Выйдя из полумрака, Генри прищурился и оглядел обширную парковку, где стояли автомобили в ожидании очереди на предпродажную подготовку: ярко-розовый лимузин выделялся среди неказистых собратьев точно кинозвезда в пивнушке. Почему-то Мануэль и его товарищи предпочитали кричащие цвета – интересно, это у них отличительный знак такой? Странно, если такие представительные господа не имеют вкуса.

Мануэль небрежно бросил в рот толстую шоколадную сигару, прикусив ее золотыми зубами, Генри вежливо отказался от угощения и стоически вдыхал ароматный дым.

– Амиго, не буду ходить кругами, время дорого, – проникновенно начал Мануэль. – Подвернулась небольшая подработка.

– Отремонтировать машину? – бесхитростно поинтересовался Генри. – Так мы всегда…

– А ты шутник, – без улыбки сказал Мануэль. – К твоему сведенью, я не ремонтирую тачки, а просто беру новые.

– Что тогда? Я больше ничего не умею, – кротко ответил Генри.

– Не скромничай, – потрепал его по плечу Мануэль. – Мне нужно, чтоб ты прокатился кое-куда. Парень ты быстрый.

В самом деле, по просьбе Дженкинса пару раз Генри возил ребят Мануэля по их непонятным делам. Ничего особенного. И платили они, признаться, неплохо. Но каждый раз после таких поездок под ложечкой противно сосало, а на руках от рукопожатий улыбчивых темноволосых людей с холодными глазами, такое ощущение, оставался невидимый неприятный налет.