Наталья Крылова - Чужая. Родная. Моя

Лариса сидела на подоконнике. Медленно затягиваясь, и выпуская едкий дым. В проеме большого окна, её силуэт казался маленьким и хрупким. Она плотно поджала колени к груди, её плечи дрожали от рыданий. Ледяного цвета глаза, грустно уставились в даль. Короткая стрижка подчеркивала тонкую, длинную шею, делая её похожей на мальчика. Она только вернулась из дома малютки, где ей пришлось оставить своего новорожденного мальчика. Перед глазами стояла картина: она сидит в кабинете директора дома малютки, крепко обняв теплый кулек…

– Мамочка смелее, – говорила директор, – посмотрите, какой хорошенький мальчик. Разве можно такого отдавать?

– У меня нет денег, чтобы его кормить, я из-за него в институт не поступила… – лепетала Лариса.

– Предположим, в институт вы не поступили только из-за себя. – Сказала она, и в голосе послышались твердые нотки. – Ваш мальчик тут совершенно не причем…

– Как-же вы не понимаете, – оправдываясь воскликнула Лариса, – я в чужом городе. У меня нет денег, нет жилья. Что я с ним буду делать?

– Родители, у вас есть? – Спросила директор, чувствуя, что не может достучатся до девушки. – Кто-то, кто может помочь? Папа? Мама? Может, – предполагала она, и нотки надежды послышались в её голосе, – отец вашего ребенка?

– Нет, – твердо сказала Лариса. – Отец моего ребенка женат. – Она опустила голову и посмотрела на своего мальчика, – а мои родители, все равно домой меня не пустят с ребенком! Они отправили меня учиться. А я, вот… – и она показала головой на младенца и расплакалась.

– Хорошо, – сдалась директор, достав целую пачку бумаг, – если вы уверены в своем решении – заполняйте. – Она протянула бумаги и ручку.

Дрожащей рукой Лариса взяла ручку, и стала расписываться. Она читала и расписывалась, расписывалась. Пока не поняла, что больше никогда не увидит своего малыша. Подписав все бумаги, она крепко обняла и расцеловала его: в лобик, в носик, в каждую щечку. Горячий комок подступил к горлу, ей было трудно дышать. Слезы текли по красным щекам, когда она осознала, что навсегда отдала сына в чужие руки. Не помня себя, она добралась до дома подруги, которая её приютила. Они познакомились в университете, когда Лариса пыталась поступить. Людмила, так звали новоявленную подругу, пыталась поступить уже второй раз. Когда она завалила экзамены в первый раз, ей пришлось крутиться и выживать. Было тяжело, но необходимо скрывать от родителей правду, чтобы они ни в коем случае, не узнали, о её провале в институте. И нужно было решать самый важный вопрос, определиться с жильем. Родители Людмилы остались в небольшом Казачьем поселке. Она, совсем не хотела возвращаться, в эту глушь, к сплетням и разговорам, которым не было бы конца. Так как девушка не поступила – общежития ей не полагалось. Но она нашла выход: устроилась дворником в центральном отделении жилищной конторы. В то время дворникам и малярам жилищных кантор, давали служебные комнаты в коммуналках. Плюсом в этой работе было то, что люди в культурной столице, все-же не мусорили, а старались пользоваться урнами, которых было предостаточно. И Людмила, выйдя на работу в пять утра, в семь уже была свободна, как птица. Она быстро приспособилась и научилась пользоваться этими обстоятельствами. Еще утром, приходя с работы ложилась спать. К обеду, выспавшись, готовилась к вступительному экзамену. А вечером могла устроить небольшую тусовку, или пойти на свидание. Так пролетел её первый год в культурной столице. В этом году она поступала второй раз. Войдя в институт, она поднялась по лестнице, и оказалось в длинном коридоре. У экзаменационного кабинета она увидела девушку. Та, с закрытыми глазами, стояла у дверей, не смея войти. Хрупкая, тонкая, как тростиночка, с длинной светлой косой, вся съежилась. Она сразу понравилась Людмиле.

– Что твоя очередь? – Спросила Люда.

– Да, – тихо прошептала девушка, бледными губами, открывая глаза. Два ледяного цвета глаза, уставились на Людмилу. – Хочешь, я тебя пропущу? – Спросила она со слабой надеждой.