Анна Смерчек - Что не так с котом?

Звук был тихий, поначалу неразличимый, но стоило настроиться на эту волну, как не слышать его становилось невозможно. Теперь уже казалось, что он заполнял всё пространство зала, проникал в каждую щель. Может, это ветка под порывами ветра царапает стекло? Да нет, здесь нет деревьев под окнами. Только голая унылая улица. И всё равно, словно коготком кто-то скребет. Ой, подумала Леночка, неужели мыши? Переступила брезгливо с ноги на ногу на скрипучем музейном паркете, прислушалась. Звук доносился вроде бы от витрины с Hyacinthus minutus.

Леночка подошла поближе, заглянула в щель между стеклом и стеной. Ничего не увидела, кроме пыльной темноты. Но звук стал отчетливее, и шел он вроде бы даже не снизу, не от пола. Она обошла витрину, заглянула с другой стороны. И тут звук стал вдруг громче, а потом что-то затрещало, словно разорвался лист плотной бумаги или разломилась яичная скорлупа.

Скорлупа! Леночка даже втянула голову в плечи от нехорошего предчувствия, но сама себе не поверила.

«Нет! Этого не может быть!» – она сморщила нос и перевела взгляд на то, что было отгорожено витринным стеклом. Там грамотно с точки зрения музейной наглядности, хотя, может, и не очень живописно раскорячилась ветка с чучелком маленькой, не больше ладони птички с редким в природе синим опереньем глубокого фиалкового оттенка. Рядом с птичкой, найденной, если верить табличке, уже больше, чем сто лет назад, прилепилось на ветке гнездо – соломенный комочек с аккуратными, гладенькими яичками так и не вылупившихся птенцов. Тоже синими, присыпанными малюсенькими темными точечками, точно булочка маковыми зернышками. Они выглядели такими хрупкими и беззащитными, словно выражали молчаливый упрек населяющему планету человечеству с его вырубкой лесов и прочей неуместной активностью. Сколько их было здесь раньше? Два или всё-таки три – точно в сказке? Леночка сделала пару шагов вдоль витрины, пригляделась и заметила в гнезде и на сухой блеклой траве внизу совершенно недопустимые и возмутительные синие веснушчатые скорлупки.

«Мыши, – подумала Леночка. – Так и есть, мыши! Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и…»

Она ещё даже не успела додумать эту детскую аксиому до конца, как разглядела в бутафорской траве синий комочек, совсем маленький, размером с мышонка. Леночка поправила очки и вытянула шею, почти уткнулась носом в витринное стекло, пытаясь разглядеть существо совсем немышинных очертаний.

Птенец сидел нахохлившись, выставив вперед крошечный клювик, то и дело взмаргивая, как и положено настоящей птице: прикрывая блестящие глазёнки пленочками нижних век.

Леночка застыла у стекла, словно змея, увидевшая добычу – не сводя с птенца глаз и даже перестав дышать. Только в отличие от змеи, она отдала бы сейчас всё, лишь бы не видеть перед собой этого совершенно невозможного с точки зрения науки и здравого смысла живого существа.

Птенец не мог вылупиться из яйца через сто лет! Это антинаучно! Надо его скорее спрятать, вынуть оттуда, рассудила Леночка, и тогда никто ничего не узнает!

Она оглянулась, шмыгнула к дверям, прикрыла на всякий случай предательски скрипнувшие в тишине створки. Бегом вернулась к витрине. Скорее, пока никто не пришел! Какое счастье, что сегодня музей закрыт для посетителей!

Морщась от усилия и от испуга, она открыла витрину, просунула руку внутрь, быстро выбрала из чашечки гнезда скорлупки, одну за одной – хрупкие, тоненькие. Собрала все в ладонь. С витринного пола, из переплетения травинок дрожащими пальцами подняла ещё два синих осколочка. Сунула, воровато оглянувшись, в карман кофты. Замерла на минуту, не решаясь дотронуться до маленького живого существа. Потом всё-таки собралась, протянула руку, осторожно, лодочкой сложив ладошку, подхватила легонький комочек и вытащила из витрины.

Малюсенькое существо повернуло головку на бок, посмотрело на неё одним блестящим глазиком. А Леночка только мельком глянула и прикрыла птенца второй ладонью.