Андрей Киллер - Чертово Городище
Глава 1:
Андрей сидел в своей квартире, уставившись в мерцающий экран ноутбука. За окном бушевал не просто дождь – небо словно разверзлось, изливая на город черные, вязкие потоки. Вода стекала по стеклу причудливыми ручейками, складывающимися в странные знаки – точно такие же, какие дед рисовал мелом на дверях сарая. Андрей моргнул – узоры расплылись, но чувство тревоги осталось.
"Просто дождь. Просто усталость после ночного дежурства", – попытался убедить себя Андрей, но пальцы сами сжали край стола, когда ветер завыл в щелях рамы совсем по-человечески.
Телефон вздрогнул, заставив его вздрогнуть в ответ. Незнакомый номер, сообщение:
«Андрей, дед твой помер. Приезжай. Бабка Ядвига ждёт. Домой пора».
Слово "помер" впилось в сознание, как заноза. Но еще больше смутило имя – Ядвига. В памяти всплыл обрывок детского сна – высокую фигуру в тени, шепчущую что-то на языке, похожем на скрип веток. И запах – смесь полыни и тления, как в заброшенном погребе. Андрей нахмурился. Он не помнил в деревне никакой Ядвиги. Хотя… было смутное воспоминание, как лет в десять он случайно обмолвился об этой женщине, и дед впервые в жизни ударил его – не по-детски шлепнул, а по-настоящему ударил, после чего неделю не смотрел в глаза. Больше они об этом не говорили.
На полке пылилась фотография: дед Игнат на фоне Чертова Городища, его лицо, изрезанное морщинами, как кора старого дуба. На обороте фотографии, которую он никогда не переворачивал, детская рука вывела кривыми буквами: «Не верь её глазам». Внезапно в ушах отчетливо прозвучал его голос, будто кто-то стоял за спиной:
"Не ходи в лес на сумерки. Не отзывайся, если имя с ветром придёт. И никогда не спрашивай про Ядвигу".
Андрей резко обернулся – в пустой квартире никого. Но воздух стал густым, давящим, стены словно сдвигались, выталкивая его к выходу. Он машинально потянулся к шкафу. Дверца со скрипом поддалась, выплеснув на кровать содержимое: походный рюкзак, пропитанный запахом прошлых походов; дедов свитер с грубой вязкой, до сих пор пахнущий дымом и той странной травой, что растет только на погостах; фонарь с красным фильтром – "чтобы не привлекать внимания", как говорил дед.
Пальцы сами нашли холщовый мешочек, зашитый в подкладку старой куртки. Кожа на ладонях вспыхнула болью, будто он схватил раскаленный уголек. В ушах снова зазвучал дедов голос, но теперь шепотом:
«Носи его, пока не вернёшься. В нём – зуб волколака, зола с погребального костра и щепотка могильной земли. Если Ядвига будет звать тебя назад – не слушай. Ни за что не слушай».*
Андрей швырнул мешочек в рюкзак, но жгучее тепло уже разливалось по телу. В окне черным зеркалом отражалось его лицо – и на миг ему показалось, что это не он, а кто-то другой… с желтыми, как у деда, глазами и тонкими, как у Ядвиги (откуда он это знал?), губами.
Он вышел, даже не проверив, выключен ли свет. В подъезде пахло сыростью и чем-то сладковато-гнилым. Лифт не работал. На лестничной площадке темнела лужа – не вода, а что-то густое, медленно растущее из щелей в полу.
"Нива" встретила его запахом плесени и металла. Когда двигатель заурчал, в зеркале заднего вида мелькнуло движение – на заднем сиденье. Андрей резко обернулся: сиденье было пустым, но кожа на затылке заныла, как от чьего-то пристального взгляда.
Лес начался внезапно – еще минуту назад были только редкие ели у дороги, а теперь черная стена деревьев сомкнулась над машиной, как пальцы сжимающиеся в кулак. Навигатор захлебнулся помехами. В тишине радио вдруг прорезался шепот – женский, с характерным придыханием:
*"Андрей… милый… вернись…"*
Он резко выключил приемник. В кармане мешочек снова нагрелся, прожигая ткань. Сквозь шум дождя доносилось что-то похожее на вой – слишком протяжный, слишком человеческий, слишком знакомый… Как будто кто-то звал его именем, которое носила только бабка Ядвига, когда он был маленьким. Но этого не могло быть. Он же не помнил ее голоса. Или помнил?