Андрей Катериночкин - Человек-маятник

Вечность ― это маятник, который, качаясь в могильном безмолвии, неустанно твердит лишь два слова: «Всегда, никогда! Никогда, всегда!». И при каждом таком ужасном качании какой-то отверженный кричит: «Который час?» И голос другого несчастного ему отвечает: «Вечность»

– Жак Бриден

Шестнадцатое ноября.

Время не уточнено.

Я видел ужасное, но то, что я хочу рассказать, или просто высказаться, ― не получиться сравнить ни с чем, что приходит мне на ум, разве что я не стал тем несчастным, которого угораздило стать жертвой творческой фантазии Эдгара Аллана По. Так что должно быть, вероятно, я действительно болен на голову.

Я обращаюсь к этим листам, пусть их никто и не прочтёт, ― так даже лучше; надеюсь никто более не столкнется с тем, что пришлось испытать мне. После написания этих бумаг, я, в состоянии полном ужаса и бессвязного бреда, вероятно, сожгу их. Я намерен лечь в первую же попавшуюся психиатрическую лечебницу, любого города, в который меня угораздит попасть впопыхах сбегая из страны. Я сбегу, оборву все способы связаться со мной, сменю имя, даже сделаю пластическую операцию, исчезну из этого мира, ― всё чтобы покончить с моей прошлой жизнью.

Надежда.

Надежда забыть весь испытанный ужас как детский кошмар разбудивший тебя в полночь.

Я обращался за помощью. Друзья, коллеги, соседи, психолог. Меня не слышат. Услышьте меня. Кто-нибудь.

Листы. Только листы слышат меня. Они чувствуют как я пишу на них. Даже если они не верят. Они слушают. Мой ближайший друг живёт на расстоянии более чем в пятьсот километров. Мои коллеги даже слышать не хотят. Соседи не понимают. Они ищут логическое объяснение. Объяснение невозможному. Психолог считает меня сумасшедшим. Он посоветовал мне обратиться к психиатру. Они считают меня сумасшедшим. Я.. Я…

Тот «Я» умер на Васильковой улице города Дана-Батиол приблизительно в девять вечера.

Тот «Я» был ужасно болен.

Тот «Я» был слишком слаб и напуган.

Тот «Я» встретил человека, который двигался точно как маятник.

Дана-Батиол делится на пять районов; в одном из них живёт известный практически всем местным как «Человек-маятник». Этот, неожиданно появившийся в Дана-Батиоле иностранец, известный местным как никому не мешающий и ведущий размеренную жизнь, «Человек-маятник», ― некий Вильям Нотли, проживающий на перекрёстке Васильковой и Красной улиц, в доме №27. К врачам никогда не обращался; говорят, врачи о нём и не знают, хоть это и звучит как бред.

Этот «Человек-маятник», Вильям, получил свою известность за счёт того, что каждый из его ритмичных как часы шагов ― покачивают его из стороны в сторону; и не важно как или через что смотреть, под какой угол не вставай, ― он всегда покачивается с ноги на ногу идеально придерживаясь ритма.

И ведь это только шаги, а с каждым его шагом, ― то влево, то вправо, двигались и его глаза, и его руки, и его голова, и его рот, и его одежда. Всё, ― единая форма жизни, единый механизм, превращающий его в того самого Вильяма Нотли, известного, в относительно узком кругу, как некий «Человек-маятник».

Он двигался как маятник.

Он двигался как человек.

Он двигался как робот.

Внутренняя борьба; дилемма. Как добро и зло. Как Инь и Ян. Гармоничность в споре обеими сторонами. Он робот или маятник? Точно ли он человек?

Он двигался как маятник.

Двадцать четвёртое августа.

Семь часов утра.

Мы встретились на вокзале города Дана-Батиол. Тот «Я» возвращался домой от больной раком матери; болезнь дала метастазы. Ей осталось совсем немного.

Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие.

Цикличность. Как маятник.

Он выглядел как олицетворение Американской мечты: блестящие как лысина туфли коричневого цвета, тёмно-серые штаны, белая рубашка, поверх которой он надел чёрный галстук, пиджак такого же цвета что и штаны. Коричневые кожаные перчатки. Под стать им был и кейс, что он держал в левой руке. На голове была шляпа, ― тот же цвет, что и пиджак со штанами. Под шляпой были длинные зализанные назад волосы. Настоящий Патрик Бейтман.