Александр Струев - Царство. 1955–1957
При создании романа автор опирался на воспоминания Н.С. Хрущева, Л.М. Кагановича, А.И. Микояна, книги Светланы Аллилуевой, Уильяма Таубмана, Юн Чжан и Джона Холлидея, на документальные издания «Международного фонда «Демократия»» (Фонд Александра Яковлева), на сборник документов «Политбюро и дело Берия», на изданные в серии «Архивы Кремля» «Президиум ЦК КПСС. 1954–1964 гг. Черновые протокольные записи заседаний» под общей редакцией академика А.А. Фрусенко, на его работы и архивные материалы, и, безусловно, на личные воспоминания.
Новогодние праздники самые долгожданные. Кто не любит Новый год? Вряд ли отыщется такой. Площади столицы украсили нарядные елки, кое-где зажгли разноцветные фонари. Настроение отличное, даже дышится в Новый год по-иному, легко и непринужденно.
Хрущевы всей семьей отправились в Парк Горького, папа давно обещал свозить детей на большой каток, купить цветных петушков-сосалок, покатать на каруселях.
– Пап, мы с горы поедем? – спросил маленький Илюша.
– Обязательно! – пообещал отец.
Ох, и крутые горы в парке отдыха! Неимоверно быстрые, на самый берег Москвы-реки санки выносит! Главное – ненароком шею не свернуть, а катается здесь пол-Москвы. Оседлаешь саночки и мчишь стремглав: «О-го-го-го-го!» Нина Петровна с девочками три раза с хохотом вниз скатилась. Напроказничались, так уж напроказничались!
Народу в парке – видимо-невидимо! Снег мягкий, податливый. Всякий, кому не лень, может сделаться скульптором. Тут и там детвора и взрослые катают снеговиков. Теперь они стоят повсюду: на центральной площади, на аллеях, вдоль набережной, даже у центральных ворот, где крутится веселая карусель, помигивающая разноцветной иллюминацией, выстроилась армия забавных снежных фигур. Сколько их здесь? Пятьсот, тысяча? Повсюду снеговики и снежные бабы: высокие и поменьше, толстенные, в три обхвата, и худышки – добродушные, улыбчивые, новогодние! А какая нарядная елка при входе! Никита Сергеевич с детишками слепил целую семью снеговиков: маму, папу и сыночка.
Два часа, без передышки, под лирические песни репродукторов хрущевские дети носились на коньках. Илюшу поставили на салазки, и папа, как лошадка, с громким криком возил его по ледяному полю, пытаясь догнать шуструю Иришку или угнаться за быстроходным Сергеем. Одним словом, накатались, накричались, нагулялись! Еле увели разгоряченную компанию домой. Нина Петровна нервничала: как бы Илюша простуду не подхватил. Вернулись домой уставшие, но такие счастливые! Приятная истома растекалась по телу, ноги гудели. Нина Петровна с Иришей устроились на диване перед телевизором, усовершенствованная модель которого, с увеличенным вдвое экраном, была установлена в гостиной.
– Научились телевизоры делать! – радовался Никита Сергеевич. Он прилег рядом, пытаясь смотреть передачу, но сон сморил – отец со свистом похрапывал.
В кабинете зазвонил телефон.
– Будь ты неладен! – вздрогнул первый секретарь и неуклюже поспешил в соседнюю комнату.
– Хрущев! – рявкнул он в трубку.
– Извините, что беспокою, это Серов.
– Чего тебе?
– Хочу о Василии Сталине доложить.
Никита Сергеевич понял, что ничего хорошего не услышит.
– Тут такое дело, не хочу вас расстраивать…
– Да говори, в самом деле!
– Василий четвертый день в загуле, – доложил председатель КГБ.
– Он в Барвихе?
– Да, в санатории «Барвиха». К нему друзья понаехали, спортсмены и бывшие сослуживцы, потом грузины какие-то появились. Пьют, медицинский персонал посылают. Вчера пьяной гурьбой гуляли, отдыхающих перепугали, на катке гвалт устроили, мат-перемат!
– Никто безобразие пресечь не может?! Главврач в санатории на что?!
– Пытались, а он в ответ: я – сын Сталина!
– Сын Сталина… – протянул Хрущев.
– В даче сидят, пируют. Девушек привезли, – докладывал генерал. – На ночь оставили, одна под утро сбежала, плачет, еле, говорит, вырвалась. Изнасиловали ее.