Саяна Горская - Бывшие. Любовь с осложнениями

Женя.

Смотрю на снимок собственных лёгких. Чёткие контуры узлов и тень, которая в одну секунду перевернула мою жизнь.

Страх и паника выжигают меня изнутри.

– Ну, Алин, и что ты думаешь?

Алина, моя подруга и по совместительству онколог в краевом центре, молчит. Губы её сжаты в суровую и ровную линию. Она смотрит на меня долго, пристально, словно подбирает слова, тщательно взвешивая их в своей голове.

Но в её взгляде нет надежды.

Я читаю в них свой вердикт.

– Жень, ты и сама всё понимаешь, – отворачивается. – Результаты гистологии однозначны. Да и снимки…

Мир будто рушится вокруг меня. Складывается, как карточный домик.

– Это… Это онкология? – Спрашиваю, хотя ответ уже знаю.

– Да.

Желудок сжимается в спазме, совершая экстремальный кульбит.

Всё, чего я так хотела – дом, дети, счастливая жизнь с Богданом – теперь кажется недосягаемым. Оно медленно превращается в мечту, которую мне не суждено воплотить.

Мне всего тридцать три.

Еще пару недель назад я думала, что жизнь только началась.

А теперь…

Теперь она неумолимо движется к логическому завершению.

Что я чувствую?

Не знаю… Ничего. Пустоту.

Тотальную, всепоглощающую пустоту.

Алина обходит стол и обнимает меня своими худыми тёплыми руками. Кладёт подбородок на моё плечо.

– Родная, готовься-ка ты к химии. Чем быстрее начнём, тем лучше. И Богдана своего морально готовь, – тихо-тихо говорит она, покачиваясь вместе со мной из стороны в сторону.

– Богдана?

– Мужчины такое тяжело переживают. Они когда чувствуют себя беспомощными, начинают всякую хтонь вытворять.

Да, он может.

Он заботливый очень, чуткий, эмпатичный.

И хоть он ворчит вечно, что его мягкость мешает ему стать лучшим нейрохирургом, я знаю, что именно это и сделает его в итоге самым замечательным врачом.

– Ладно, я ему… Я скажу. Ты только не распространяйся сама, ладно?

– Не буду.

Я специально не в своей больнице диагностику проходила.

Решила избавить себя от сплетен и перешёптываний. Потому что там обязательно докрутят, переврут и накинут мне за спиной ещё диагнозов сверху.

Я ведь узнала совершенно случайно. Решила сделать полную проверку организма. Была уверена, что со мной всё хорошо.

Проверилась на свою голову…

И я, положа руку на сердце, не знаю, что лучше – знать и жить в этом стрессе, или пребывать до поры до времени в счастливом неведении.

Как врач я, конечно, за первый вариант.

А вот как человек…

Мне по-человечески страшно. До жути. До одури.

– Алин, а шансы?..

– Хорошие шансы, не дрейфь, – улыбается подруга. – Повоюем. Прогноз неплохой, вовремя обнаружили. Но это дело такое, знаешь… Главное – твой настрой. Держи хвост пистолетом.

Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но ничего не выходит. Вместо этого губы нервно вздрагивают и растягиваются в зловещей кривой ухмылке.

– Я поняла… Ладно. Спасибо.

– Давай, родная моя. Я рядом. Запишу тебя на понедельник к нашему пульмонологу. Сходишь к нему, пускай тоже глянет. И постарайся не нервничать сейчас, это лишь усугубит состояние.

Подхватываю своё пальто со спинки стула.

Выхожу из кабинета.

В голове туман и вата.

Я в таком неадеквате, что даже не помню, как добралась до машины.

Сажусь за руль. Холодная оплётка неприятно жжёт подрагивающие пальцы.

Сжимаю их крепче.

Вдыхаю в себя воздух, пытаясь осознать то, что внутри меня сидит теперь какая-то гадость, медленно меня убивая.

Еду домой.

Улицы, ярко освещенные фонарями, кажутся теперь враждебными. Их свет – ядовитым.

Город живёт своей жизнью – машины гудят, люди спешат по делам, толпятся на остановке в ожидании автобуса. Мамы гуляют с малышами. Мир шумит, пульсирует. У всех свои заботы. У всех – будущее.

А у меня теперь… Опухоль.

Как сказать об этом Богдану?

Это наверняка разобьет ему сердце.

Он сильный, но я знаю, что это его раздавит. Он решит окружить меня неусыпным контролем, начнёт поиски лучших врачей, поднимет связи, поставит всё медицинское сообщество на уши…

Я знаю, что так будет.