Георгий Егоров - Брелок желаний

ГЛАВА 1 «НАХОДКА»

Я – Матвей Смирнов. По паспорту. По жизни – МОТ. Так прозвали меня друзья ещё в институте, и прилипло. Мо́т – не в смысле модный, а потому что Мотыль. Бестолковый, суетливый, лёгкий на подъем и чуть-чуть пыльный. Как крыло у бабочки после дождя.

Я – самый обычный человек из самого обычного города – Смоленска. Работаю в компании, где продают пластиковые окна, резинки, фурнитуру и прочую оконную дребедень, которой в принципе никто не интересуется, пока у него не начнёт сквозить. На визитке у меня написано: «Специалист по замерам и эскизам», но на деле я просто езжу по адресам и меряю людям дырки в стенах. Причём иногда в метафорическом смысле тоже.

Коллеги зовут меня задротом – за очки, манеру говорить, любовь к StarCraft и за то, что я, мать его, знаю, как правильно склоняется слово «жалюзи». А начальник, Егор Александрович – конченый бюрократ и по совместительству душнила века – зовёт меня «Матвей Сергеевич», с выражением лица, как будто собирается принести соболезнования.

А я что? Я парень не гордый. Работаю, как вол. Домой прихожу – брат младший за компом. Учится в девятом классе, но уже хакнул школьный дневник и подменил себе оценки. Я же в его возрасте только в шахматы играл и учил наизусть Уголовный кодекс, мечтая быть адвокатом. Ну, или хотя бы прокурором, как в сериале.

Живу с мамой, братом и котом по кличке Григорий. Григорий – главное существо в нашей квартире. Однажды я нашёл его сидящим за клавиатурой, и он, не моргнув набрал: «я вас всех ненавижу». С тех пор стараюсь с ним не спорить.

Моя жизнь – серая как наш Смоленский ноябрь: ничего не происходит, все куда-то спешат, грязь по колено, и только иногда случаются командировки. В Москву.

О, Москва… Место, где здания вырастают выше твоих амбиций, где пробки дольше твоих отношений, и где работает… Юленька.

Юля. Или как я её называю в мыслях – Богиня. Нет, не потому что я религиозный. А потому что, глядя на неё, хочется сразу уверовать. Высокая, минимум метр восемьдесят, грудь как у победительницы конкурса «Молочная ферма года», талия – ножом не зацепишь, волосы – завиваются от природы, как настроение у начальства. Она – лицо московского офиса, а по слухам – и кое-что ещё для нашего Шрека. Шрек – это Егор Александрович. Он не зелёный, конечно, но по степени харизмы, эстетике и размеру живота – вполне каноничный персонаж.

Юля – та ещё загадка. У неё в WhatsApp на аватарке фото, которое можно распечатать и в рамке хранить как национальное достояние. А вот в Instagram – блок. Для меня. Я, конечно, просил её добавить. Трижды. Первый раз – с намёком, второй – с открыткой, третий – после пары бокалов. Результат один: «Юля ограничила доступ к своей странице». Точка. Без объяснений. Без шансов. Как и моя личная жизнь.

– Смирнов… – говорила она всегда, выделяя фамилию с такой интонацией, будто проверяла её на прочность. – Приехал? Устал? Хочешь кофе халявного хлебнуть?

И вот стою я в московском офисе, держу в руках термокружку, в голове шумит от дороги, в штанах – от Юли, а сам думаю: «Господи, почему я такой задрот?»

Я действительно задрот. Рост – метр семьдесят пять в ботинках с толстой подошвой. Вес – сорок восемь кило после борща. Очки – как у школьной библиотекарши. В народе меня назвали бы не «ботан», а «пожизненный ботан с правом ношения оправы». И это при том, что я закончил школу с золотой медалью, поступил на экономический… и бросил бюджет и ушел на заочку. Не сразу. Сперва пошёл работать к Шреку. На подработку. А потом понял, что «подработка» превратилась в «постоянку», с которой, как с плохой привычкой, уже не слезешь.

Но я живу. Я держусь. Я даже езжу на «Ласточке» в Москву раз в неделю – проверять косяки, делать перемеры, отчитываться лично Юле, которая всё это время продолжает быть женщиной моей мечты и причиной моих вечеров под пледом, и фантазиями.

Юля, кстати, отлично знает, что я на неё западаю. У неё на это идеальный радар – как у кошки, только вместо звука она улавливает поникшие взгляды и застенчивые улыбки. Но не даёт ни малейшего шанса. Потому что я для неё – Смирнов. Сотрудник. С явными признаками слабости к шоколадному батончику в её ящике стола.