Геннадий Антонов - Боярин Волк. Живи, брате!

Место, выбранное князем Святополком для битвы, в смысле стратегии было не просто хорошим – отличным. Пологий холм с длинным тягуном со стороны супротивника да среди двух боров смотрелся, как лысая макушка в обрамлении волос. Вот на этой-то лысой макушке и расположился стан князя с передовым полком из смоленских копейщиков перед ним и с тремя сотнями лучников на каждом фланге. По правую и левую руку, на склонах холма, под командованием братьев расположились полки левой и правой руки, а в правом бору затаился засадный полк со строгим приказом никак себя не проявлять, пока Карахан, правая рука хана Боняка, не втянется в битву со всем своим резервом. Выбор места также был продиктован стратегической задумкой князя – лишить половцев преимущества в лучном бою, ибо стрелять им пришлось бы по очень крутой траектории, что неминуемо сказалось бы на дальности стрельбы, а стало быть, и на эффективности. В то время как его лучники стрелять будут как бы сверху вниз, что автоматически увеличит дальность стрельбы и заставит половцев отказаться от излюбленного ими изматывающего осыпания противника стрелами. Всё это должно было сподвигнуть их на конную атаку лавой, но тут свою роль должен был сыграть тягун и не дать им возможности разогнать коней для сокрушительного удара. Обойти позицию русичей половцам не позволит с левого фланга, кроме могучего бора, ещё и болотистые, топкие берега Шеломани, а с правого – такой же бор, только более густой, хотя, казалось бы, куда ещё гуще. Вот именно в нём и затаился засадный полк, который состоял из отборных воев из разных княжеств и был сводным. Командовал им новгородский князь Мстислав Владимирович Великий, потому что костяк полка – сплошь из латной конницы – был новгородским. Главной задачей было заманить половцев сюда и навязать им сражение на своих условиях. Потому как, по докладам сторожи, численностью они почти вдвое превосходили русичей. С чем успешно и справился полк лёгкой конницы торков под командой воеводы Торина.

Солнце уже поднялось над лесом, когда всем в стане князя показалось, что земля на горизонте зашевелилась и стала подниматься всё выше и выше, пока не стало понятно, что это движется огромная конная масса орды Карахана, преследующая по пятам отступающих торков. Не успела тень деревьев укоротиться на аршин, как половцы были уже на другой стороне поля и, увидав изготовившихся к обороне русичей, начали выстраивать конницу для атаки. Легкая конница, с разгону выскочившая было вперёд, чтобы осыпать полки неприятеля стрелами и устроить своеобразный хоровод, быстро убедилась в невозможности этой затеи, ещё и потеряв до полусотни стрелков от ответного огня торков, остановившихся перед копейщиками, не нанеся русичам сколь-нибудь заметного ущерба. К их чести, выводы они сделали очень быстро, легкая конница просочилась в тыл, уступив место латной коннице – не очень многочисленной, но хорошо экипированной, числом примерно в пятьсот человек (и по виду наёмников-катафрактов). Торки, тоже услышав команду князя, отошли в тыл и за холмом ушли влево, к заболоченному лесу, где и выстроились для атаки, дожидаясь своего часа.

– Катафракты? – удивлённо повернулся к князю боярин Гусля.

– Они, – недобро усмехнулся князь. – Под наёмников рисуются, но византийский хвост всё равно торчит. Давай! – кивнул он воеводе, белгородскому посаднику Варге.

Воевода махнул рукой, и мужики потащили к строю головного полка остро заточенные брёвна на расставленных в стороны распорках. Не успели катафракты выстроиться для атаки, как позади головного полка появилась засека из этих брёвен с остриями на уровне двух аршин от земли, установленных так, чтобы пешим можно было отойти между ними назад, не споткнувшись о распорки, стоящие в шахматном порядке. Между рядами воев головного полка на всю длину рядов лежали брёвна длиной в косую сажень и толщиной чуть ли не в аршин, которые предполагалось столкнуть под ноги атакующим коням по мере отхода рядов назад. И хотя крутизна склона была невелика, даже медленно катящиеся брёвна были достаточным препятствием для тяжело нагруженных лошадей, прыжки в арсенале которых предусмотрены не были. Едва катафракты тронулись вперёд, разгоняя коней, задние ряды, кроме трёх передних, отошли назад и выстроились снова, уже за засекой. Катафракты меж тем доскакали уже до середины подъёма, конные лучники под их прикрытием тоже попытались возобновить обстрел, но из-за поднятой пыли и отсутствия видимости успеха также не достигли, получив в ответ целый рой стрел. Оставшиеся три ряда головного полка сделали шаг назад и толкнули первый ряд брёвен, который, набирая скорость, покатился навстречу катафрактам. Сосчитав про себя неспешно до пяти, ряды сделали ещё шаг назад и столкнули очередной ряд брёвен. Когда катафракты были в четверти дистанции до столкновения с копейщиками, шеренги сделали последний шаг назад и столкнули последний ряд брёвен, а первые достигли атакующих. Шеренги отступили назад и заняли своё место за засекой на расстоянии копья. Первый ряд катафрактов брёвна видел и более-менее удачно избежал столкновения с ними, чего нельзя сказать о втором и третьем рядах. В них число падений лошадей стало расти в геометрической прогрессии, ибо, подпираемые сзади, они лишались манёвра начисто. Вскоре лава в тридцати-сорока саженях от засеки превратилась в кучу малу, которую лучники с флангов щедро посыпали стрелами, а передняя шеренга упёрлась в засеку и была почти полностью пленена за исключением не пожелавших сдаться. Проскочившие под брёвнами мечники неожиданно появлялись перед всадниками и заходили сбоку так неожиданно, что те были бессильны что-либо предпринять против них со своими длинными копьями. Некоторые подались было назад, но их тут же расстреляли в упор из луков. Пока уводили пленных и выводили коней из засеки, половцы пришли в себя и откатились, попытавшись растащить брёвна на арканах, оставив на поле боя ещё сотни полторы убитых и раненых. Они предприняли ещё одну отчаянную попытку, и им это, в конце концов, удалось, правда, число жертв возросло сотен до трёх-четырёх. Взбешённый неудачей Карахан бросил в атаку всех – и конных, и пеших. И навалился на строй полков всей массой, не считаясь с потерями. Но князя не оставляло чувство какой-то показушности или неправдоподобности происходящего, которое безотчётно владело им, наблюдающим как бы со стороны, отстранённо, за битвой. Какая-то бросающаяся в глаза показушность отчаяния от неудачи и безоглядное желание возмездия, не свойственное дотоле стычкам с половцами, напрягала князя и царапала сознание. И главное – у Карахана не оказалось резерва, он бросил в бой всех, что тоже очень удивило и насторожило князя.