Алексей Магляс - Болота смерти

Сентябрь на редкость выдался холодным и дождливым. Вот уже как неделю крестьянам мозолило глаза до невозможности чёрное небо, промозглые, холодящие, казалось, душу ветра и ежедневные дожди, даже ливни, без намёка на прекращение. Эта осень пройдёт для селян, похоже, труднее всех, если судить по тому, что уже в середине сентября установилась полноценная ноябрьская холодрыга. А ведь ещё две недели назад все жители деревни – и взрослые, и дети – прямо подыхали на тридцатиградусной жаре, молясь о хоть какой-то прохладе. И вот сентябрь-хмурень вроде бы и выполнил желания молящихся, но не так как хотелось им. Такой низкой для осенней поры температуры не видали на своём веку даже старожилы деревни, не говоря уже о людях более позднего поколения, а тем более – о детях. Все, уже изнурённые этими недолгими заморозками деревенские, надеялись на спасительный приход бабьего лета в ближайшее время, но, надо полагать, какого-нибудь потепления они так и не дождутся. Ну ничего, проживут как-нибудь. Всё равно такой холод нисколько не пугал ни заядлых грибников, собирающих в чащах полные корзины разномастных даров, ни опытных охотников, которые, считай, проводили сутки или вовсе дни в лесу, ни даже деревенскую ребятню, которая небольшими группами резвилась и гуляла по всей деревне, не пугаясь погодных условий. Поэтому жизнь в Осиповке, деревне, которая была со всех сторон зажата непроходимыми и насколько возможно густыми пущами, текла своим чередом; в этой захолустной, отрезанной от всего мира деревушке не было ни телефона, ни проведённого электричества, ни магазина, отчего людям приходилось держать солидное количество скотины, охотится в густонаселённых дичью близлежащих борах, заниматься рыболовством на лесных, заросших камышами и ряской озёрах. Приходилось также выращивать прямо плантации овощей или злаков. Хлеб в магазинах райцентра стоил два с половиной рубля, и такие цены для людей, которые в колхозе работали за трудодни, казались космическими. Поэтому в этих краях, оставшихся голодными после войны, хлеб и другие продукты были на вес золота. Из-за таких особо неблагоприятных условий для жизни охотником был почти что каждый мужик или старик в деревне; ружьём владели даже некоторые женщины, обычно вдовы с детьми, пытающиеся хоть как-то прокормить семью, на которую обрушилась столь огромная беда. Много мужчин из деревни пропали во время войны – кто-то погиб при разминировании территории, кого-то застрелили на вражеской земле, кто-то сгинул в разбросанных по площади западной части союза концлагерях. Охотились они, бывало, по трое, по двое, а, бывало, по одному. Добычу можно было пристрелить даже не выходя из деревни – осмелевшие зайцы или кабаны прохаживались по сжатым в августе месяце полям не то что ночью, а прямо днём, привлекая на себя внимание всех селян, и поэтому нередко оказывались застрелеными ловкими добытчиками или добытчицами. Ну, если уже дичь средь бела дня около людей ходит, то страшно представить что в лесу, а особенно в чащобах, творится. Таким нескончаемым обилием животных и славилась то Осиповка – тьма охотников и егерей, даже из деревень за полсотни вёрст, приезжали в эти пущи как следует поохотиться, попутно поглядеть на чарующие глаз вековые рощи, попить из кристально чистых лесных ручьёв да вдоволь насладится красотой этих мест. Местные жители не глядели волком на приезжих собратьев по делу – дичи хватит на всех, так ещё и останется, да и прогонять их из своих родных боров они такового права не имеют. Но вот этой осенью, скорей всего, из-за ненастья и холодины охотники перестали приезжать, отчего леса – в плане людей – стали какими-то опустошёнными, но оно и к лучшему.

Накануне дед Архип договаривался пойти с таким же заядлым выгонщиком, со стариной Никифором, в леса близ урочища Ельное, где водилось много глухарей, лис, косулей, кабанов и лосей. Потому это место было любимым для двух старых звероловов, да и само урочище, где под стать названию росли огроменные сосны, кедры и ели, лапы которых в ясный солнечный день делали места в расположенных тут и там низинах тёмными и прохладными; где обитало такое же количество живности, им нравилось не меньше. Архип уже было подготовился – собрал в мешок немного припасов, проверил своё старое, уже ставшее родным, ружьё, поглядывая в окно, за которым по-прежнему бушевал ветер, наделся как можно теплее – и стал дожидаться прихода Никифора, с которым он и отправится властвовать над дичью. Условился содруженник, что будет в сенях или на крайняк возле Архиповой калитки ближе к девяти часам утра, но усидчивый дед так и сидел, дожидаясь старину, который не явился ни к девяти, ни к десяти. В конце концов, ожидающему это изрядно надоело, и он решил сам заглянуть на огонёк к беспунктуальному охотнику. Может быть, тот и вовсе забыл про договорённость и сам, в одиночку, пошёл охотится? – в скором времени старик это узнает. Дедок с кряхтением натянул на ноги меховые сапоги, сшитые из добытого им же оленя, укутался в свой поношенный армяк, натянул на седую голову шапка-ушанку и выдвинулся к другу-трухалю на другой конец их небольшой деревеньки. Архип шёл по безлюдной улице, переминаясь с ноги на ногу от залезающего под одежду ветра, поглядывал на соседние хатёнки, из печных труб который в воздух неспешно поднимался дым, подтирал задубевшей рукой седые усы и желал побыстрее очутится у приятеля в доме.