Сергей Волошин - Бог бережёного

1

– Здравствуйте, доктор! Не проходите мимо! Куда это вы с утра пораньше, и с таким утомлённым лицом?

– В морг.

– Кто? Кто, доктор?

– Перфильев.

– Как?

– Мог бы ещё в космос полететь. Операция прошла хорошо, но ночью в реанимации аппаратура оказалась отключенной. Думаю, что он сделал это сам, причём сознательно.

– Вот дурак.

– Не могу знать. Но тяжело переварить. Вы думаете, это легко – хоронить свой труд и держать в памяти своё собственное кладбище? – заведующий отделением травматологии Марк Александрович Ланге устало остановился, словно ему хотелось и нужно было кому-то выговориться, затем тяжко вздохнул и легко прикоснулся рукой к окрепшему плечу Алексея. – Вы-то, Бережёный, как себя чувствуете?

– Да не Бережёный я, сколько раз говорить, а Береженый, – с некоторой долей досады поправил Алексей. – Почти готов к труду и обороне. Рвусь в бой, доктор!

– О труде, обороне и боях ещё рановато мечтать, но колено мы вам собрали неплохо, последний снимок достаточно оптимистичный, теперь потрудитесь разработать ногу до необходимой для комфортной жизни амплитуды, это уже в вашей компетенции. Сегодня что у нас, среда? В понедельник готовьтесь к выписке. Медсёстры вам всё расскажут. Извините, отвлекли меня… Пошёл дальше, – в некой рассеянности сказал Марк Александрович и, угрюмо пошатываясь, побрёл по направлению к одноэтажному домику в глубине больничного двора, в который каждый день заносили или завозили трупы или останки тел.

«Вот и Перфильев… – подумалось Береженому. – Сколько же боевых товарищей забрала эта война…»

*

Тупая мучающая боль уже несколько дней, как окончательно отхлынула от ещё не спаявшихся до конца малиновых рубцов на неоднократно прооперированной правой ноге. Как и сказал доктор, последний рентгеновский снимок наконец-то показал, что хирурги городской больницы полностью удалили из раздробленного колена все осколки французской мины, три месяца назад коварно подкараулившей штурмовую группу под Артёмовском. Увлеклись с Ванькой Бурковым наблюдением за повисшей на окраине города «птичкой» – дроном с прикреплёнными на нём гранатами, и прозевали адское детище подлых лягушаников, которое невозможно обнаружить даже опытному сапёру.

Лежит себе присыпанная чёрной донбасской пылью зёлёная французская болванка с магнитным датчиком. Лежит, отдыхает от дел своих смертельных ровно до того момента, как что-нибудь металлическое не приблизится на убойную дистанцию. Ванька даже не успел крикнуть своё коронное «ё!». Так и запишите – боец Бурков с позывным «Остров», а был он родом с Сахалина, пал смертью храбрых от запрещённого всеми международными конвенциями французского оружия. И ведь сами же наследники Наполеона да их подопечные с берегов Днепра эти конвенции и подписывали – вот, что любопытно. Война без правил и совести – понятия, которого на одичавшем от потребления и содомии Западе в принципе не существует.

Эх, Франция-Франция, страна любимых Береженым с детства героев-мушкетёров, умиротворяющего Джо Дассена и будоражащего Луи де Фюнеса. Куда же ты скатилась, восхищающая в прошлом и ненавидимая в настоящем? Куда подевалась французская честь и слава, мудрость Виктора Гюго и миролюбие Альбера Камю? Видно, не зря писал знавший нутро любителей болотных лягушек русский классик Лев Николаевич, что никогда наглость насильников не доходили до такой степени, до которой они дошли теперь. Сто с лишним лет назад писал, как будто в будущее смотрел и видел в нём этого самодовольного наполеончика Макрона-микрона и всю его потерявшую мужское достоинство обслугу.

Не надо верить французам, их певучий, по нашим понятиям какой-то бабский язык всегда скрывает мысли говорящего. Впрочем, и английский маскирует, хоть и состоит из сплошного шамкания и рычания, так и прося огранки логопеда. Начитанный словоохотный Ванька Бурков рассказывал Алексею, что раньше англичане говорили чисто и красиво. Почти как итальянцы. А произношение такое ужасное у них появилось из-за миграции на острова полудиких викингов. От них и набрались этой выворачивающей изнанку картавости.