Д. Ковальски - Безмолвные лица

© Колодкин Д.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Легкий, чуть влажный ветерок лениво трепал волосы на голове. Он стоял на террасе и впитывал ароматы позднего летнего вечера. Воздух был густо заполнен запахами трав, цветов и голубых елей, что росли в изобилии.

В руках был старый потертый футляр с флейтой внутри.

В эти выходные ему несказанно повезло. В лавке с музыкальными инструментами он обнаружил уникальный экземпляр, за которым охотился долгое время. Флейта семьи Форсберг, что сгинула в пожаре сорок лет назад! Ходили слухи, что единственными выжившими в том бедствии оказались стены замка и флейта в чуть обгоревшем по краям футляре.

Человек вытащил флейту и приложил к губам. Ему не терпелось услышать мелодию из прошлого. Пальцы сами встали в пазы, точно он проделывал так сотни раз. А из головы уже рвался мотив, как будто ждал подходящего часа. Он подул и закрыл глаза в предвкушении чудесного звука.

Но вместо этого из трубки вырвался сухой сиплый стон, будто вместо флейты в руках оказался бездушный кусок слоновой кости. А сам звук? Словно холодный шепот мурашками пробежал по коже.

Тогда он попытался снова. Попробовал действовать сильнее, надеясь продуть инструмент, но звук остался тем же. Бессильным и пустым, как сдавленное эхо из далекого прошлого.

Разочарованно убрав флейту обратно в футляр, он ощутил нечто странное. Словно ветер внезапно изменил направление, налетев резким порывом и вздыбив его волосы. Тени вокруг дома будто наполнились красками, стали гуще, живее. Сославшись на усталость, что скопилась к вечеру, он вернулся в дом. Музыкальный инструмент, что представлял собой пользу исключительно в коллекционных целях, теперь покоился на полке среди прочих любопытных редкостей.

И, казалось, о нем стоит забыть. Но лежа в кровати, он уже не мог избавиться от беспокойства, возникшего после хриплого звучания. Странный, едва ощутимый звук никуда не делся. И теперь, в тишине, легко различался с другими звуками ночи. Звук жил в шорохе по стеклу, в едва ощутимой вибрации, что шла по полу. И мысли, которые раньше и возникнуть не могли, теперь роем кипели в его голове.

Он закрыл глаза и попытался уснуть. Даже так, сквозь сомкнутые веки, можно было различить, как тени по углам комнаты сгущаются, а их плотная чернота двигается, словно следует какому-то ритму.

Неожиданно прямо над ним послышался треск и шуршание. Он постарался представить причину этого звука, но фантазия рисовала скрюченные пальцы и затвердевшие ногти, стучавшие по древесине. Чем сильнее он об этом думал, тем больше шум сверху подходил под это описание.

В испуге он открыл глаза. На потолке над кроватью проступила тень огромной руки с искривленными пальцами. От этой руки к нему тянулись длинные нити, будто невидимый кукловод собирался дергать и подчинять его своей воле.

– Ты… – прошептал ветер, и портьеры колыхнулись, – твой долг так и не уплачен…

Он вскочил, сердце колотилось в груди. Но ничего не было видно. Лишь тень ветви дерева, проступавшая через окно, которая, раскинув ветки, создала иллюзию огромной ссохшейся руки.

Маленький Эрик не сводил глаз с темного коридора. Его кровать стояла с краю, изголовьем у каменной стены. Второй стороной она была направлена в сторону дверного проема. Саму же дверь сняли, чтобы всегда знать, что происходит в комнате мальчишек, и не давать тем возможности оставаться наедине и учинять беспорядки. Эрик вглядывался в черную пустоту длинного коридора. На его стенах горели несколько свечей в железных подсвечниках, но этого света явно было недостаточно. Слабый огонек никак не мог справиться с темнотой, оставляя ее в угоду оживших кошмаров.

Детский мозг рисовал жуткие образы непонятных существ, обитающих в тени.

Эрик уже привык к этому. Так случалось каждый раз, когда он не мог уснуть. Ему чудились чье-то присутствие, шорохи, шаги, а порой он явно ощущал тяжелое дыхание рядом с собой. Хорошо, он знал способ, как прогнать дурные мысли – подумать о родителях! Правда, их самих он никогда не видел, но большой тоски по этому поводу не чувствовал. Поэтому не понимал, чего лишился, и не знал той пустоты внутри, которую испытывают остальные дети, в чьей жизни родители были, пусть и недолго.