Роман Воронов - Берега Кортеса

От блеска золота ослеп,

Себя укладывая в склеп.

1

Кирасы, алебарды, галеоны и длинные копья ацтеков оставим в покое, приличествующему их почтенному возрасту, а также из уважения к заслугам, кои они оказали своим хозяевам в их кровавых спорах о том, что не принадлежало никому, а по их мнению даже Богу, ставя при этом на кон то, что точно принадлежало Богу – собственные жизни. Он же по-своему рассудил спорщиков. Галеоны легли на дно, зажав деревянными скелетами вожделенный металл, кирасы, алебарды рассыпались ржавчиной в прах, кроме редких музейных экспонатов. Та же участь постигла и копья аборигенов, встретившихся с алчностью цивилизации, освоившей паруса и обработку металлов, но утратившую честь и главенство Духа.

Взглянем пристально в глаза, точнее в глазницы сеньора Кортеса, великого конкистадора, от сомнительных подвигов которого не осталось практически ничего, только манящие золотом берега.

2

Маленький Эрнан любил море; повзрослев, он полюбил золото. Солнечные блики на воде, отражавшиеся в глазах будущего завоевателя, навсегда остались в них, но, претерпев со временем известную метаморфозу, обернулись блеском желтого металла. Этот блеск манил Кортеса-мореплавателя за океан к неведомым землям, полным чудес и богатств. Этот блеск жег глаза Кортеса-завоевателя, вступившего на долгожданный берег с пиротехническими средствами принуждения к знакомству, этот блеск ослепил Кортеса-Кетцалкоатля смертью Монтесумы, послужившей причиной гибели ацтеков как цивилизации.

–– Где пир надуман, там и мед не сладок, – скажет скептик, – быть может, парнишка так и вырос с морем в душе, и повел королевские галеоны к дальним берегам во имя славы Испании и короля.

Размышляя над этим столь далеким во времени историческим персонажем, невольно ставишь себя, и скептик может присоединиться, на его место. Вы, в чинах и латах, под именем местного божества, заметьте, не присвоенного, но дарованного самими туземцами, сходите на берег с миссионерскими резонами. Стоя в шлюпке у штормтрапа, вы «придерживаете за руку Иисуса», которого привезли темным и неразумным аборигенам, и вот благодарные туземцы несут к вашим ногам вожделенное золото, хотя вожделенное, пожалуй, надо убрать. Что скажешь, дорогой скептик?

–– Посмотри лучше на себя, – достойный ответ скептика.

Что ж, смотрю. Берега Кортеса – это и мои берега. Они принадлежат людям, стремящимся к своей мечте под парусами сердечных порывов, когда морской простор сулит тайну, а встречный ураган недостаточно силен для воспламенённой души, стремящейся сквозь него к своей цели подобно метеору, пущенному неведомой рукой из глубин универсума к пристанищу на той тверди, что попадется случайно на пути, и, захватив его в лассо своего поля, притянет к себе. Так юноша, воспылав первой любовной лихорадкой, неудержим в поисках идеала своих грез. Слабой, не огрубевшей еще от труда ратного или крестьянского рукой, он хватается за веревочную лестницу и, рискуя каждым шагом сорваться в пропасть, поднимается на башню к возлюбленной. Но потратив на столь обременительный для него экзерсис все силы, он подтягивается к окну и видит ее, желанную, небесную, в объятиях другого. Волна, согретая солнцем и ободренная ветром, достигла берега и разбилась в пену.

–– Ну и что же, влюбленный, – скептик неутомим в своем скептицизме, – вонзает кинжал в спину соперника?

–– Незадачливый Ромео, обильно смазывая слезами лестницу, скатывается по ней обратно на землю, едва не убившись насмерть в конце своего пути, и становится циником. Он ведь только что ступил на берега Кортеса. Сердце его перестает созвучать морю.

–– Ты хочешь сказать мне, что берега Кортеса ломают? – скептик усерден в своем скептицизме.

–– Берега Кортеса не ломают, они меняют. Не всех, но многих.

–– Намекаете на искушение? – скептик всегда задает правильные вопросы.

–– Да. Искушают тем, что превращают прибывшего на них в того, кем он не является на самом деле, – в божество. Берега обряжают ступившего на них в одежды давно ожидаемого спасителя.