Дорис Лессинг - Бен среди людей

Doris Lessing

BEN, IN THE WORLD

* * *

– Сколько вам лет?

– Восемнадцать.

Бен ответил не сразу, потому что ему было страшно, он знал, что случится дальше: молодой человек, скрывающийся от посетителей за стеклом, опустит ручку на бумагу и станет пристально рассматривать своего клиента. Бену было слишком хорошо знакомо это выражение лица: в нем читались удивление и нетерпимость, но без насмешки. Перед ним стоял невысокий, полный или, по крайней мере, крепко сложенный мужчина, одетый в куртку огромного размера, ему должно быть не меньше сорока. И такое лицо! Широкое, с резкими чертами, рот растянут в ухмылке – что, черт возьми, его так развеселило? – огромный нос, раздувающиеся ноздри, глаза с зеленцой, рыжеватые ресницы, над ними щетинистые брови того же цвета. Короткая аккуратная бородка клином смотрелась на этом лице нелепо. Как и ухмылка, его длинные желтоватые волосы поражали и раздражали – они круто спадали на лоб, а по бокам завивались жесткими локонами, словно пародия на модную стрижку. В довершение портрета – шикарное произношение; он что, издевается? Служащий пристально рассматривал клиента – присутствие Бена было ему неприятно и вызывало злобу. Он раздраженно произнес:

– Не может вам быть восемнадцать. Сколько на самом деле?

Бен молчал. Он был настороже, поскольку ощущал опасность. Он жалел, что пришел сюда: стены могли сомкнуться вокруг него. Прислушивался к звукам снаружи – в надежде, что они придадут ему уверенности в собственной нормальности. На платане и тротуаре ворковали голуби, и Бен чувствовал, что он с ними, представлял, как они цепляются за ветки своими розовыми лапками, и будто ощущал, как они обхватывают его собственный палец; их согревало солнце, и они были довольны. Внутри же слышались звуки, которых Бен не мог понять, пока не отделял один от другого. А молодой человек напротив ждал, играя шариковой ручкой. Рядом зазвонил телефон. С обеих сторон от служащего сидели еще несколько молодых мужчин и девушек, а перед ними это стекло. Некоторые пользовались щелкающими и дребезжащими приборами, некоторые таращились на экраны, где появлялись и исчезали слова. Бен знал наверняка: все эти шумные устройства настроены к нему враждебно. Он немного подвинулся в сторону, чтобы не замечать действующих на нервы отражений в стекле и не видеть разозлившегося на него человека.

– Да. Мне восемнадцать, – сказал он.

Бен знал, что это так. Когда он отправился искать свою мать, три зимы назад – там он не остался, потому что приехал его ненавистный брат Пол, – она написала большими буквами на куске картона:

Тебя зовут Бен Ловатт.

Твою мать зовут Гарриет Ловатт.

Твоего отца зовут Дэвид Ловатт.

У тебя четверо братьев и сестер: Люк, Хелен,

Джейн и Пол. Они старше тебя.

Тебе пятнадцать лет.

С другой стороны карточки было написано:

Ты родился в…

Твой домашний адрес…

Эта карточка повергла Бена в яростное отчаяние, и он, выхватив ее у матери, выбежал из дома. Сначала он замалевал «Пола». Потом имена остальных братьев и сестер. Карточка упала на пол, он поднял ее и повернул обратной стороной, замалевал все слова черной ручкой, оставляя лишь безумную пачкотню.

Это число, пятнадцать, часто всплывало в вопросах, которые, как Бену казалось, вечно ему задавали. «Сколько тебе лет?» Бен знал, что это важно, и потому запомнил, а когда на Рождество сменялся год – такое не пропустишь, – он прибавлял год и себе. Теперь мне шестнадцать. Теперь семнадцать. Теперь, поскольку кончилась третья зима, мне восемнадцать.

– Ладно, тогда скажите, когда вы родились?

После того как он яростно измалевал заднюю сторону карточки черной ручкой, Бен с каждым днем все лучше и лучше понимал, какую ошибку совершил. Когда его ярость достигла вершины, он уничтожил карточку, поскольку теперь от нее не было никакого толку. Бен знал свое имя. Он знал «Гарриет» и «Дэвид», а до братьев и сестер ему не было дела – он бы предпочел, чтобы они все умерли.

Следующая страница