Катрин Корр - Белый плен

«Уже завтра состоится долгожданное для любителей хоккея событие, которое невозможно пропустить! Наши доблестные „Могучие орлы“ выйдут на лед, чтобы вытеснить с пьедестала „Волков“, которые являются троекратными…»

– Эй! Я вообще-то слушал новости! Кристина, немедленно верни станцию!

– А я хочу послушать Джастина Бибера! Привыкай, братец, что теперь тебе придется считаться с моим мнением! Твоя лафа закончилась.

– Ты свой язычок-то попридержи, шавка. Недели не прошло, как умерла моя мама, а ты уже снова сморкаешься своим подлым характером!

– Тетя из-за тебя так рано умерла. Потому что ты её достал!

– Идиотка!

– Придурок!

Одиннадцатилетняя девочка, которая чувствовала себя старше лет на десять точно, смерила четырнадцатилетнего двоюродного брата снисходительным взглядом, брошенным через плечо. К слову, на этом плече лежал роскошный лисий мех, прикрепленный к теплому карамельного оттенка пальто, который подарил ей отец. Её настоящий отец! Оно стоило целое состояние и она его по праву заслужила!

– Привыкай, братец, привыкай, – вздохнула Кристина и демонстративно медленно начала надевать замшевые перчатки с белым мехом на запястье. В машине было очень тепло, но маленькой девочке очень хотелось придать себе хоть чуточку величия. Ей впервые выпала возможность стать счастливой, любимой и бесценной. И она ни за что не упустит этот долгожданный подарок судьбы. – Четырнадцать лет ты был любимчиком, а я изгоем. А теперь всё будет в точности да наоборот.

– Мама это предвидела, – усмехнулся её брат, подперев рукой подбородок. Он взглянул в окно с такой тоской, что у любого другого от увиденного защемило бы в груди. Но только не у Кристины, которая желала как можно скорее начать новую жизнь в огромном городе, завести новых друзей и навсегда забыть о вечной нехватке денег. Тетю она любила. По-своему. Собственно, как и та её. Но, как бы пугающе это не звучало, в отличие от брата Кристина не испытывала той душевной боли от утраты единственного родного человека, который как мог тянул её на своих плечах одиннадцать лет. – Мама говорила, что ты уже в утробе была бракованной. Не слишком-то и надейся, что твой папочка станет долго тебя терпеть. Не пройдет и пары дней, как он определит тебя в детский дом, на что моя мама так и не решилась. Потому что такая избалованная и гадкая девчонка, как ты, не может стать дочерью Петра Разумовского. Породниться с тобой всё равно, что собственноручно окунуться лицом в грязь и попросить фотографов запечатлеть этот момент. Другое дело я. – Ухмылка брата отозвалась в Кристине болью от тупых игл, которые будто вонзились ей в лицо. – Мне четырнадцать. У меня есть адекватные мечты. Я дружу с головой, я вежлив. А тебе хоть что-то из этого знакомо? Но, если ты постараешься быть паинькой, я замолвлю за тебя словечко и быть может на совершеннолетие отец подарит тебе самокат. Кстати, забыл сказать, что его жене Натали я очень понравился. В особенности мое непревзойденное воспитание. Именно так она и сказала. А тебе, шавка, Натали говорила что-то в этом роде? Я, может, и не родной им сын, зато они меня приняли в свою семью с распростертыми объятиями. А дальше – больше.

В машину сел водитель и вручил своим юным пассажирам по горячему хот-догу. Игнат поблагодарил его и сделал это слишком выразительно, чтобы лишний раз продемонстрировать покрывшейся ледяной коркой сестре свое «непревзойденное воспитание».

Они ехали навстречу новой жизни пятый час. Кристина отсидела зад и мысленно «благодарила» за это злодея-брата, который нарочно отказался от предложенного отцом частного самолета, солгав, что его «любимая маленькая сестричка» очень боится летать. К её опровержению Петр Разумовский отнесся с доброй улыбкой, ведь его очень тронула напускная смелость юной одиннадцатилетней девчушки. А Кристина же чувствовала себя проигравшей в этой маленькой битве идиоткой.