← К описанию

Игал Халфин - Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2



Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 321.74(47+57)

ББК 66.1(2)53-194

Х17


Игал Халфин

Автобиография троцкизма: в поисках искупления. Том 2 / Игал Халфин. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.

Масштабный исследовательский проект Игала Халфина посвящен ключевому ритуалу большевизма – критическому анализу собственного «я», перековке личности с помощью коммунистической этики. Анализируя процесс этой специфической формы самопознания, отраженной в эго-документах эпохи, автор стремится понять, как стал возможен Большой террор и почему он был воспринят самими большевиками как нечто закономерное. Данная книга – вторая часть исследования, которая отличается от первой («Автобиография большевизма») большим хронологическим охватом (повествование доходит вплоть до 1937 года) и основывается преимущественно на материалах сибирских архивов. Герои этой книги – оппозиционеры: рядовые коммунисты, крестьяне с партизанским опытом, подучившиеся рабочие, строители Кузбасса, затем исключенные из партии и заключенные в лагеря как троцкисты или зиновьевцы. С помощью их эго-документов и материалов контрольных комиссий 1920‑х годов Халфин прослеживает внутреннюю логику рассуждений будущих жертв Большого террора, а также те изменения в языке и картине мира, которые сопровождали политические и идеологические трансформации постреволюционной эпохи. Игал Халфин – профессор департамента истории Тель-Авивского университета, специалист по ранней советской истории, теории литературы и кино.



ISBN 978-5-4448-2429-0


© Igal Halfin, 2024

© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

Глава 4. Мытарства

Судя по языку описания оппозиции, 1928–1930 годы можно назвать промежуточными во всем, что касается внутрипартийной борьбы. Оппозиционеров то прощали, то усугубляли их вину и преследовали. В это время термин «троцкизм» наполнялся конкретной историей и более или менее стабильным содержанием, все чаще ассоциируясь с контрреволюцией. Как бы ни менялись политические ярлыки и как бы расплывчато ни определялся внутренний враг, оппозиционеров перестали медикализировать и «лечить» – их третировали и исключали. Дискурсивные сдвиги происходили в контексте острых схваток в партийных верхах. Дискурс давал сторонам не только оружие, рычаг воздействия, но и метод осмысления политических событий.

Вслед за «землетрясением» декабря 1927 года и исключением сторонников Троцкого и Зиновьева из партии последовала целая серия добавочных «толчков», вносивших все больший разлад в ряды руководства ВКП(б). События разворачивалась на фоне серьезного кризиса, охватившего экономику страны сразу после окончания XV съезда. Курс на «сверхиндустриализацию» за счет выкачивания средств из деревни принудил крестьян массово придерживать хлеб, ожидая повышения цен; в партии начали говорить о так называемой «кулацкой хлебной стачке». Срыв хлебозаготовок привел к перебоям в снабжении городов, у продовольственных магазинов выстраивались длинные очереди, кое-где были введены продовольственные карточки. У партийных пропагандистов спрашивали на заводских собраниях: «Почему на одиннадцатом году революции не хватает хлеба? Почему кризис всех товаров первой необходимости?»1

Еще на съезде, в декабре 1927 года, дано было указание плановым органам исходить из «более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития» и переноса центра тяжести в область производства средств производства, а не средств потребления2. Уже через восемнадцать дней после окончания работы съезда Сталин в письме Политбюро от 6 января 1928 года объявил о проведении в деревне ряда экстраординарных мер – вопреки решениям съезда и без ведома Центрального Комитета. Апрельский пленум ЦК и ЦКК одобрил новую политику задним числом, заявив в своем решении: «…мы можем с полным основанием констатировать, что указанные мероприятия в партии, в известной части носившие чрезвычайный характер, обеспечили крупнейшие успехи в деле усиления хлебозаготовок»