Анюта Соколова - Арин

Сказка, навеянная чарующим светом,

проникающим через листья,

мягким мхом под ногами,

запахами трав

и тишиной

леса

Иногда прошлое внезапно, без всякой причины и без предупреждения накатывает на меня, словно могучая волна, и перед глазами всплывает одна и та же картина, врезавшаяся в память навсегда. Я вижу крышу своего дома, покрытую потемневшей от времени бурой черепицей, старые яблони нашего сада, гнущиеся под тяжестью спеющих плодов, поля, залитые утренним светом, серебристо поблёскивающую змейку реки за ними и над всем этим – тёмную полосу Леса вдалеке. Всё, как оно выглядело в тот день ранней осени, когда я мимолётно оглянулась на бегу. В день, положивший начало всему.

Тогда тот день ещё не был тем. Скорее, это был на редкость неудачно задавшийся денёк. Я поссорилась с отцом и нагрубила Лоте. И ведь я, хоть подчас и бываю излишне резка на слово, отнюдь не грубиянка, ничего подобного, отца обожаю и к Лоте, при всех её капризах, отношусь как к младшей сестре. Но если мой папочка в разгар сбора урожая, порой острой нехватки рабочих рук на всех хуторах, как бы между прочим, предлагает мне прокатиться в Ские на ярмарку…

Однако, всё по порядку.

Мой отец, Хэск, – крупнейший землевладелец Скируэна. Вся земля в окру́ге, видимая взглядом с верхушки самого высокого дерева, и продолжение её, не различимое ни с какой высоты, принадлежит ему. Я его единственная дочь и наследница. Моя мама умерла, едва повивальная бабка приняла меня на руки, двадцать девять лет тому назад, из чего легко можно сделать вывод о количестве прожитых мной дней. Отец у меня необыкновенный. Ни один из наших соседей не способен взглянуть на него сверху вниз. И не только из-за его роста, но и вследствие уважения, испытываемого к нему. Он может одной рукой остановить разъярённого быка и согнуть железный прут толщиной в палец. С соседних хуторов всегда посылают за ним в надежде услышать справедливый совет. Но я не помню, чтобы хотя бы раз отец повысил голос или применил силу при решении спора. Как бы я ни шкодила в детстве (а проказничала я немало, уж поверьте), самым ужасным наказанием было укоризненное покачивание головой.

Наш хутор расположен прямо на границе обитаемых земель. Дальше нас только Мерден, Лес без конца и края. Когда люди впервые появились в Авендуме, Лес с любопытством рассматривал их с высоты вековых деревьев, и поныне стоящих там же, где и во времена Переселения. Люди обживали новые места, и он доброжелательно кивал им ветвями. Теперь мы привыкли называть этот мир своим домом, но Лес – он всё тот же, неизменный, величественный и прекрасный, каким был в те времена, когда Авендумом владели итлунги.

Не представляю, как, родившись в Мердене, можно не прирасти к нему всем сердцем и стремиться куда-то ещё. Ни разу, став самостоятельной, я не задумывалась о том, чтобы покинуть родные места. Грызя и терзая науки в школе Ские, ближайшем к нам городке, я скучала по нашему безлюдью, по тишине Мердена, по Лесу. Когда бродила по нему, мне казалось, что сейчас меня окликнут герои легенд и я перенесусь во времена Лиэйраля и королевы Ифэнны.

Говорят, земли вокруг Эрлинга, столицы Авендума, претерпели значительные изменения за тысячу лет с момента Переселения. Скируэн менялся мало и неохотно. Мерден же остался таким, каким его увидели люди, приведённые в новый мир Лиэйралем.

Положение дочери богатейшего земледельца не избавляет от участи всех хуторянок: подъём с первыми петухами, кухня, хлопоты по дому и обязательное участие во всех работах, что идут на полях, в саду и огороде. Белоручкой и неженкой не вырастешь. Да и к богатству своему относишься без спесивого носозадирательства. До определённого возраста я и вовсе не придавала ему значения. Вот когда во всём Скируэне ко мне не посватался только ленивый, в полной мере осознала тяжесть отцовского наследства. Последнего из таких женишков я полгода назад собственноручно спустила с крыльца, на прощание веником выбив из него пыль (и дурь, надеюсь!). Ишь, нашли лёгкий способ преуспеть, не прилагая усилий! Будто я не знаю истинной причины их скоропостижно возникших чувств! Причины, увы, единственной – потому что другой просто быть не может.