Ирина Дынина - Аполлон Кучкин. Погоня за вурдалаком, или Синяя крыса счастья

*

Скажи кто Аполлону Кучкину, что вторник этой недели не задастся с самого утра, то парень, скорей всего, покрутив пальцем у виска, прогнал бы незадачливых предсказателей куда подальше. А конкретно – в синие дали.

Вторник же. Что плохого может случится во второй день недели? Во вполне себе безобидный день? Не в понедельник, ни в пятницу, а во вторник?

Аполлон Михайлович Кучкин был глубоко убежден в том, что эти самые противные понедельники и пятницы придумали враги народа, дабы осложнить жизнь этому самому народу.

Ну, с понедельником все ясно. После выходных тяжко, не просто тяжко, а очень тяжко идти на работу. В особенности, если накануне, то есть в субботу и воскресенье, жизнь била ключом и всё по голове.

Вот и болит голова с утра понедельника, мысли ворочаются лениво. И будильник, жутко коварное изобретение трудоголиков, вопит, призывая к активности.

А так не хочется. Ни призываться, ни активничать.

Знакомо, да?

Несправедлива жизнь!

С пятницей всё гораздо сложнее.

Брутальный понедельник и кокетливая предвестница выходных – какая огромная между ними разница! В целых три дня! Но обычно в пятницу неожиданно обнаруживается, что неделя закончилась как-то быстро. Отчеты не составлены, списки не подготовлены и цифры – о, ужас! не сходятся! Как на зло, семнадцать часов и конец рабочего дня не за горами. Вот и приходится трудиться в поте лица своего, бегать, шуршать, суетиться, позабыв о планах на вечер.

В результате после семнадцати часов весь, как выжатый лимон, ползешь домой на полусогнутых, судорожно пытаясь вспомнить – все ли ты успел, учел, отправил, сбросил и скопировал? Потому как, понедельник, сам по себе, день неприятный, а если уж он начинается с недовольного начальственного рыка и разноса на планерке, то неприятно становится вдвойне, что грозит затяжной депрессией и урезанием премии или ещё того хуже, оклада.

Так вот, с некоторых пор Аполлона Михайловича Кучкина перестали волновать проблемы понедельников, пятниц и неприятностей, связанных с этими днями недели.

Кто такой Аполлон Михайлович Кучкин, спросите вы?

Парень, которого, незаслуженно обидевшие неродную кровиночку, сотрудники «Дома малютки» обозвали редким и претенциозным именем – Аполлон, на свет появился тридцать лет назад, внешность имел самую заурядную, рост – средний, глаза – яркие и беспокойные, мечты – амбициозные.

Имя свое, необычное и не особо понятное, Аполлон получил благодаря тётке-библиотекарше, питавшей склонность к прочтению романов с уклоном в мифологию, преимущественно греческую. Тетка, засидевшаяся в девках неприлично долгое время, мечтала о большой и горячей любви. Любовь всей своей жизни она представляла страстной, атлетически сложенной и безупречно – красивой. Черно-белое фото статуи Аполлона, однажды увиденное и жадно рассмотренное старой девой в одном из глянцевых журналов, пленило ее трепетное сердце. Облик идеального мужчины сформировался раз и навсегда. Потому, младенец, обнаруженный этой достойной женщиной на выщербленных ступенях детского учреждения, был обречен носить столь громкое и многообещающее имя – Аполлон, хотя, по мнению окружающих, от Аполлона в пищащем и пачкающем пеленки, младенце, было мало чего – разве что, безупречной лепки, нос на щекастой физиономии и, изумительно яркие, бирюзовые глаза.

В отличие от имени – божественного и требующего слишком многих жертв от обычного мальчишки, отчество крохе прилетело от вечно хмельного завхоза, всё того же, детского дома, по имени Михайло Гаддеевич – седого, как лунь, мужичка неопределенного возраста, рукастого и мастеровитого. Завхоз любил детишек, но, еще больше, он любил поддать в конце рабочего дня, изображая из себя огнедышащего кролика-альбиноса, в виду, покрасневших от крепкого алкоголя глаз и мощного выхлопа, разящего наповал. Хорошо, хоть прилипло имя, а не отчество работника детского учреждения, а, то, Аполлона Михайловича, аж передергивало от мысли, что он мог зваться – Аполлоном Гаддеевичем, в добавок ко всем прочим жизненным несуразностям.