Ирина Пензина - Анклав

Я не помню, чтобы где-нибудь в этом городе было подобное место. Думаю, во всем мире нельзя было найти такое удивительное сочетание гедонистических традиций. Не припомню также, чтобы я видел где-то их рекламу – ни малейшего намека на то, что это заведение когда-либо существовало. Как и сейчас. С трудом можно найти хоть единственное подтверждение тому, что оно было реальным. Никогда мне не приходилось писать о подобном, никогда мне не приходилось подобное чувствовать. Вы знаете это чувство? Психологи называют его «когнитивный диссонанс». Оглянуться назад без легкого ощущения дрожи по всему телу, некой эйфории, иллюзорности бытия – исключено. Даже по истечении нескольких лет дух по-прежнему захватывает: как сейчас помню невообразимое фойе, уникальные картины, костюмерные, женщины и мужчины.

У этого заведения было пять нерушимых правил. Если ты отказывался их принимать – тебя не впускали. Если ты их нарушал – путь туда был закрыт навсегда. Нарушали немногие. Позволить себе хоть малейшее отхождение от правил – значит потерять всё. Мне это напоминало тот самый общедозволенный тип правового регулирования: разрешено все, что не запрещено. Ты был вне закона, вне реального времени, вне социальной жизни, но ты был скован этими пятью правилами, которые давали тебе всё и оставляли тебя, ни с чем одновременно.

Правила были довольно просты:

1.Ты ограничен во времени.

2.Ты не можешь взять с собой ничего кроме себя.

3.Ты не имеешь права пользоваться оружием.

4.Ты абсолютно трезв и чист перед посещением.

5.Ты должен сохранить тайну посвященного.

Я мог бы раскритиковать каждое из этих правил. Ведь каждое из них делало тебя слабаком, уязвленным до такой степени, что каждое утро ты завтракал – собственным самолюбием. Ты не мог сделать ничего со своей участью, кроме ее принятия. Посетив это место единожды – ты был навеки связан. И более потому, что сам того желал. Не было тех, кто после первой ночи сбегал обратно в свою стабильную жизнь. Все хотели вернуться. Это была зараза. Зависимость. Чума, которая вырубала всё на своем пути. Каждый из нас был доволен своим положением. Лица сияли улыбками и томились ожиданием окончания язвительных часов дня, пока, наконец, не наступал заветный час, когда вибрировал браслет, и открывались все двери.

Там я повстречал множество удивительных людей, однако вряд ли бы мы узнали друг друга, встретившись в реальной жизни. Это была мораль данной сказки. Никто ничего не знал. Никто не мог узнать. Есть вещи, которые ты принимаешь такими, какими они являются. «Анклав» был одной из таких вещей. Меня всегда забавляла этимология их названия. «Анклав» действительно был отдельным государством внутри общепринятого. Настолько заразительной была его энергия, что иная жизнь не представлялась возможной. Вам не вообразить.

Я убежден, что если не расскажу об этом, то вряд ли хоть где-то останется весточка, заметка, пара слов о том, что так жадно любили тысячи из нас; что уверенно и медленно с упоительной заботой каждый день разрушало наши жизни. Ты терял всё. Ты носил на шее веревку, которую нежно любил, и по мере носки ты всё больше обматывал ею всё свое тело. В последствии твои движения становились всё скованнее. Ты не мог ничего, особенно не мог остановиться. Пока, наконец, эта веревка не начинала душить тебя – только тогда ты начинал сопротивляться, однако по законам жанра уже было поздно. Мои личные дьявольские силки. Ты живёшь в постоянной агонии, чтобы протянуть до назначенного браслетом часа, и получить желаемую дозу наслаждения и абстракции.

Это не было жизнью. Это было сказкой для всех нас. Всех тех, кто таинственно и беспрекословно был связан клятвой. Даже в эту минуту я по-прежнему страшусь, что получу записку об исключении из круга. Проще простого. «Доступ к нему вам навеки закрыт».

Разум знает, что это невозможно. Всё кончено. Они исчезли с лица земли. Там им и место, если честно. Но, отчего-то на этих листах мне видится неизбежность. Я рассказываю об этом, чтобы снова вернуться туда. Чувствую, как это место старательно засасывает меня в свою магическую пучину. Закрываю глаза.