← К описанию

Анна Маэкса - Ангелок



III

Вместо типичных слов раздался лишь усталый вздох. Максиму пришлось самому начинать разговор:

– Алло! Полиция?

На том конце помедлили, словно раздумывая, не положить ли трубку.

– Полиция? – повторил Максим, крепче прижимая к уху смартфон.

– Полиция, – подтвердил угрюмый мужской голос. – Слушаю Вас.

Даже представиться не потрудился. Куда такое годится? Хотя у полицейских, наверное, уже попросту нет сил на формальности.

Максим знал, что творится в отделениях в последнее время – они стали напоминать сумасшедшие дома. Десятки, сотни психов с внеочередными обострениями, подонков и просто придурков повалили туда, наперебой признаваясь в преступлениях. Некоторые признания были правдой, некоторые – плодом нездорового разума, разгулявшегося воображения или слабых нервов. Правоохранительные органы захлёбывались в потоках откровений и фантазий.

Мир съезжал с катушек, причём очень стремительно.

– Меня зовут Максим Олегович Комаров. Я убил человека.

– Да неужели? – хмыкнул невидимый полицейский, и стало ясно, что нервы у него вымотаны до предела.

– Ужели-ужели, – тоже хмыкнул Максим. – Человека звали Владимир Евгеньевич Воронов. Это было не здесь – не в Питере, и не сейчас. Пять месяцев назад в, – он назвал город в соседней области.

– Так и звоните в тамошнюю полицию.

– Думаете, они за мной машину вышлют? – рявкнул Максим, у которого и терпение, и понимание подходили к концу.

– Может, и не вышлют. А Вы сами туда езжайте, если Вам так надо.

– Вы вконец офонарели? Я Вам в убийстве только что признался!

– Ага. Вы у меня восьмой за эту смену, а смена только два часа назад началась.

– Я же говорю правду.

– Все говорят правду. Вернее, говорят, что говорят. У Вас доказательства есть?

Максим растерялся.

– Не знаю. Нет, наверное… Но вы ведь можете проверить, что человек действительно умер. Это вроде как естественная смерть, но на самом деле убийство. Владимир Евгеньевич Воронов, двадцать шесть лет, – Максим повторил название города.

– Некогда мне. Ладно, попрошу кого-нибудь. Как, Вы сказали, Вас зовут? Максим Олегович Комаров?

– Да.

– Если Владимир Ваш среди почивших найдётся, я Вам перезвоню, пропуск на Вас выпишу, приедете к нам в отделение. Явку с повинной оформим. – И полицейский положил трубку.


***


Максим ненавидел ждать, а последние месяцы были сплошным ожиданием, которое прочной леской пронизывало все дела и события каждого дня. Сначала он ждал, чтобы узнать, что произойдёт. Когда стало происходить, ждал, чтобы узнать, чем это закончится. Но быстро понял, что до конца очень далеко – всё только начинается. Максим принялся ждать новостей: они сыпались, будто из рога изобилия, и едва приходила одна, он уже с ужасом думал, какой будет следующая. Становилось хуже и хуже. Он больше так не мог.

Сейчас он и не надеялся отвлечься, надо было просто скоротать время до звонка из полиции, и Максим отправился бродить по городу. Слово «гулять» тут не подходило. Гулять – это что-то лёгкое, приятное, радующее. А он с трудом брёл, таща на себе тяжесть своего преступления и, что даже страшнее, тяжесть последствий, которые непрерывно множились.

Люди вокруг него тоже были не в своей тарелке. Некоторые находились в прострации. Некоторые панически боялись. Некоторых происходящее воодушевляло. Но что чувствовал абсолютно каждый, так это растерянность. Мир внезапно изменился. То, что считалось незыблемым, рассыпалось в прах на глазах. Полиция, армия, передовое вооружение ведущих мировых держав, военные альянсы, международные организации неожиданно оказались бессильны. Непробиваемая крепостная стена превратилась в шаткий карточный домик, который вмиг рухнет, если на него дунет один-единственный человек.

Многие из шедших по улице таращились в гаджеты. Смотрели трансляции, передачи, ролики, статьи – словом, новости. В большинстве кафе и баров, а также в магазинах бытовой техники телевизоры и компьютеры теперь были настроены на новостные каналы. Люди балансировали на тонкой, бритвенно-острой грани между любопытством и ужасом. Многие срывались, и не столь уж важно, в какую сторону – всё равно разбивались о дно пропасти, выстланное безумием.