← К описанию

Элина Савва - Адам и Ева постсоветского периода



© Элина Савва, 2015

© Элина Савва, иллюстрации, 2015


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Прогулка

«…Женщина – как бомба с часовым механизмом: не знаешь, когда взорвется. Иногда таймер устанавливают обстоятельства, а мужчины, неосознанно, запускают его ход, себе на погибель…», – добрался до середины статьи Пётр Иваныч и отложил газету. Часы показывали 19.30 – время ежевечерней прогулки.

– А что, Еленочка, – громко обратился он к жене, – не пойти ли нам прогуляться?

Ему послышался негромкий вздох, а после – вполне внятный ответ верной супружницы – Елены Андревны:

– Ну да, почему бы и нет?

Велик и могуч русский язык! В одном предложении можно утвердить отрицание и опровергнуть утверждение. Таки «Да» или всё-таки «Нет», но Пётр Иваныч и Елена Андревна стали собираться на прогулку.

Эх, прошли те сладкие времена, когда Пётр Иваныч был директором Дома Политпросвещения, ездил на служебной машине с водителем, пользовался уважением в городе и имел приличную зарплату. В вестибюле Политпросвета весь персонал подобострастно улыбался и каждого, кто «к Петру Иванычу» или «ОТ Петра Иваныча» готовы были носить на руках.

В те беззаботные времена мог Пётр Иваныч пригласить супружницу и в ресторан, и в театр, и у многочисленных друзей они были всегда желанными гостями, и у себя часто принимали. Елена Андревна любила нарядиться – похвастаться перед знакомыми новыми украшениями, или фирменным, невиданным в социалистических универмагах, платьем, или неслыханной доселе в советской провинции зарубежной техникой: бесшумно нажималась кнопочка на дистанционке (надо же, и с дивана не нужно подниматься! – восклицали ошеломлённые знакомые), пасть видика заглатывала кассету и на экране мелькали кадры с чудовищными капиталистическими отношениями и чуждыми советской действительности явлениями: казино, секс, разбой. Знакомые наблюдали, с вытянувшимися от удивления лицами, вскрикивали от тревожного напряжения ужастиков, стыдливо улыбались на сценах любви, вернее, «занятий любовью» – именно тогда и появился данный термин, отдающий запахом спортзала; недоумённо пожимали плечами над пока ещё непонятным американским юмором, когда за кадром все ржут до изнеможения, а ты, до боли в глазах всматриваясь в экран, пытаешься понять – почему? Елена Андревна окидывала гостей доброжелательным взглядом удовлетворённой хозяйки, ненароком поправляя новые серьги, Пётр Иваныч глядел на жену умиляясь и преисполняясь гордости.

Как-то незаметно капиталистические отношения и чуждые явления переползли с экрана в реальную жизнь.

Пётр Иваныч по-прежнему ездил на работу, по-прежнему ему улыбались, разве только его политпросветовские владения потеснили приютившимся на первом этаже кафе, мотивируя: «И Вам покушать, и персоналу, да и арендная плата учреждению не помешает…» Но кушать там каждый день для Петра Иваныча с появившейся невесть откуда инфляцией – не иначе, как из враждебного забугорья – стало дорого, да и персонал не злоупотреблял кафетериевскими обедами: в кафе ошивались подозрительного вида суровые мужчины в кожаных, небрежно наброшенных куртках (даже не ошивались – не подходящий термин: они уверенно занимали места за столиком, словно для них одних места и были приготовлены, и подсесть в соседстве с ними как-то мало кто решался). Мужчины обладали колючими пронзительными взглядами – под их прицелом Пётр Иваныч проходил со свернувшимся в маленький игольчатый клубочек сердцем.

Спустя некоторое время, к зданию Политпросвета прилепились, как ракушки в известняке, несколько киосков с пёстрыми витринами, полными американских сигарет и подозрительных напитков, в вестибюль пролез пункт печати кодаковских фотографий, а ещё позже изменили вектор просветительской работы учреждения с политического в сторону культурно-массового: было решено сделать кинотеатр с новой зарубежной системой звука и бешеной ценой на билеты, отчего кино, не меняя качества, сразу стало элитарным – для узкого круга избранных.