Селия Моруэн - 3:03 Песок под зеркалами

Я возвращался в отель „Сильвер Миррорс“ – „Серебряные Зеркала“ – в одно и то же время – ближе к полуночи, когда мрамор вестибюля уже остыл, а струны арфы замерли без прикосновения нежных пальцев.

Но в ту незабываемую ночь я вошёл в холл гостиницы чуть раньше обычного.

Не потому, что спешил.

Просто… что-то было в воздухе.

Она стояла за стойкой регистрации. Новенькая. Сдержанная, с чуть приподнятыми плечами – как человек, который пытается импонировать окружающим своим усердием, но не продавать себя. И голос – у неё был именно тот голос, который я ожидал услышать. Не яркий, не громкий, а как родная мелодия, давно знакомая и уютная.

– Добрый вечер, мистер Аль-Хатими, – сказала она, сверившись с системой. Система знала, кто я. Но она – не знала. Пока.

Посмотрела мне в глаза. Прямо. Не испуганно, сдержанно. Просто… как человек смотрит на другого человека, пока ещё не зная, насколько тот может изменить его жизнь.

Я улыбнулся.

– Добрый вечер. Вы – новая сотрудница?

– Да. Меня зовут Анна… Аня. – Она чуть смутилась. – Стараюсь запоминать всех постоянных гостей. Это… часть работы.

– Это часть чего-то большего, – сказал я, не подумав.

Она слегка нахмурилась. Привычная реакция, когда оба собеседника выскальзывают за рамки дежурного диалога.

Но потом она улыбнулась. По-настоящему, широко и радушно.

И я понял – эта девушка услышит. Если не сейчас – то скоро.

Моя мать часто говорила: „Ты будешь видеть тех, кто между."

Я тогда не понимал, что она имеет в виду. Мы жили в Аль-Айне, старом городе, где воздух горяч, а ветры с песком приносят истории предков. Мама была одной из первых женщин-инженеров в Эмиратах, но при этом оставалась человеком, верящим в то, что архитектура и дух – одно и то же.

– Стены помнят, – говорила она. – А зеркала не отражают, а отвечают. Ты это поймёшь, когда тебе будет нужно.

Отец же был архитектором другой формации – западного образования. Функциональность, модули, системы. Он строил аэропорты и университеты, а также участвовал в проекте, который позже стал отелем „Сильвер Миррорс“. Я ещё ребёнком часто был с ним на новостройках, где пахло краской, горячим бетоном и надеждой.

Я помню, как папа однажды привёл меня в пустой холл недостроенного этажа.

– Закрой глаза.

Я закрыл.

– А теперь скажи, что ты слышишь?

Я добросовестно прислушался, даже ещё крепче зажмурившись.

– Я ничего не слышу.

– Значит, ты не готов, – прошептал он. – Но однажды ты не сможешь не слышать.

И вот – я стою перед девушкой, которая даже не подозревает, что стала частью цикла.

Не потому, что сделала что-то особенное.

А потому, что способна услышать то, чего не должен слышать никто из непосвящённых.

Я понял практически с первого взгляда, что она будет ключом.

Что она – тот самый зов, на который отель однажды откликнется.

Когда мне было семь, я впервые заметил, что в доме иногда становится… слишком тихо.

Не та тишина, которая приходит ночью. А другая – густая, странная. Как если бы воздух задерживал дыхание. Как будто всё вокруг знало что-то, чего не знал я.

Наш дом в Аль-Айне был построен по проекту отца – функциональный, минималистичный, с элементами „архитектурной медитации", как он это называл. Прямые углы, большие окна, стекло и камень. Но мама настояла на одном – в доме было круглое окно, в самой дальней комнате. Место, куда солнце заходило ровно в 3:03 дня.

– Это окно для будущего, говорила она. – Чтобы дом не стал капсулой. Он должен дышать.

Я не сразу понял, о чём она. Но когда отец уезжал в Дубай на долгие недели, именно в этой комнате я сидел. И ждал. Не зная чего.

Мои родители были… странной парой.

Отец – человек логики, чётких планов и цифровых чертежей.

Мама – человек света, энергии и древних суеверий, которые она называла „традициями народа пустыни".

– У каждой комнаты есть память, – говорила она. – Не забывай про это, когда будешь строить.